Понятно, какое воздействие окажут и экзогенные изменения в ресурсной базе. Существует элементарная экономическая зависимость между увеличением доступных для сообщества ресурсов и уменьшением потенциала для конфликтов. По мере того, как ресурсы становятся менее редкими, экономические проблемы делаются менее острыми, необходимость в ограничениях поведения, в законах, определяющих границы прав индивидов, уменьшается. Примитивное общество просто не может позволить себе такое непроизводительное расходование ресурсов в ходе чистых конфликтов, какое имеет место в современном богатом обществе; в особенности, когда участие в некоторых сложных конфликтах может увеличивать полезность отдельных индивидов. Этот элементарный основной экономический принцип более или менее напрямую применим к материальным ресурсам. Но что, если рост ресурсов принимает форму увеличения численности населения относительно доступных материальных ресурсов? Тогда количество последних в расчете на каждого человека уменьшается, хотя в целом сообщество может стать богаче. Диапазон потенциальных межличностных конфликтов значительно увеличивается с ростом численности населения, особенно, если само пространство рассматривается как неувеличиваемый ресурс в строго рикардианской трактовке??. Рост плотности населения приведет к увеличению оптимально предпочитаемого уровня формализованных ограничений поведения индивидов. Эти параметрические сдвиги могут сами быть взаимозависимыми. Увеличение числа населения может изменить степень влияния этических норм на поведение индивидов. В результате усиливается связь между размером сообщества и оптимально предпочитаемой степенью ограничения поведения.
Если мы можем предположить, что для анализируемого индивида основное соотношение между свободой выбора и степенью ограничения поведения остается неизменным, диагноз современного развития показывает, что большее "количество" формального закона будет предпочитаться скорее в конце XX века, чем в конце XVIII или XIX веков. Технологический прогресс, растущие мобильность и плотность населения - эта комбинация приводит к усилению взаимозависимости между людьми и, что то же самое, расширению сфер потенциального конфликта. Но, конечно же, мы не должны предполагать, что фундаментальная приверженность индивидов к свободе или к порядку сама по себе остается неизменной. Любой диагноз современного общества, особенно с 60-х годов, должен также учитывать, что произошел фундаментальный сдвиг в предпочтениях, по крайней мере, некоторых, индивидов и групп, сдвиг в сторону индивидуальной свободы, отказа от ограничений. Хотя защитники свободы могли преувеличивать его масштабы и долгосрочное значение, "возвращение юности Америке" является фактом, по крайней мере для некоторых членов общества. Типичный молодой человек начала 70-х уже не так высоко ценит порядок, как его сверстник начала 50-х. Правовая система и все еще оказывающие влияние этические нормы могут для него казаться репрессивными, иными словами, в них слишком много порядка и слишком мало свободы. Он выступает за изменение системы, даже если признает, что несет потери из-за дезорганизации и увеличения непредсказуемости поведения остальных.
Одной из наиболее тревожных характеристик современного общества является то, что сдвиг в предпочтениях происходит далеко не у всех. Если они изменяются лишь у одной части общества, в то время как другая подобного не испытывает, разочарование в конституционно-правовой структуре увеличивается, независимо от того, какой набор предпочтений определяет политический выбор. Если заново "открытое" стремление к индивидуальной свободе характерно для политически доминирующего большинства или для институтов, которые имеют полномочия по изменению основного закона, урон будет нанесен тем, кто страдает от роста беспорядка. В то же время, если те группы, которые стремятся сохранить традиционные нормы поведения, отраженные в формализованных и неформализованных законах, господствуют в обществе, то с течением времени снизится полезность тех, в чьих предпочтениях произошел либеральный сдвиг. И как отмечалось ранее в этой главе, способы сглаживания различий интересов могут быть либо неэффективными, либо вообще отсутствовать.
Однако в модели с общественными благами нет ничего, что обусловливало бы стабильность конституционно-правовой системы на протяжении длительного времени. Как раз наоборот. В ходе анализа было показано, что стабильность системы является функцией параметров общества и их изменения повлияют (и должны повлиять) на основной договор. У стабильной правовой системы нет особых преимуществ, если только предпочтения индивидов не включают некую позитивную оценку стабильности как таковой.
Однако это заключение не соответствует и противоречит выводу, который можно сделать, рассматривая закон как неконкурентное капитальное благо. Тогда видны преимущества поддержания существующих конституционно-правовых и морально-этических правил, потому что они существуют, определяют status quo. Закон не просто общественное благо; закон - общественный капитал. После того, как мы признаем эту его характеристику в нашем анализе, любые предложения об уменьшении или увеличении степени строгости ограничений в обществе должны преодолевать барьеры, которые отсутствуют в модели с неконкурентными общественными благами. Это утверждение может быть проиллюстрировано по аналогии с обычным материально-вещественным капиталом. Рассмотрим поведение индивида, который наследует капитальные активы в какой-то особой натуральной форме, скажем, здание, построенное в 1900 году. Этот актив дает доход 10 единиц ежегодно, а его капитализация составляет 100 единиц. Предположим далее, что владелец не может продать его для использования по прямому назначению. Стоимость же здания при продаже на слом (что можно осуществить) составляет, скажем, 20 единиц. Эстетически наследнику может не нравиться архитектура здания, а в экономическом плане предположим существование альтернативных возможностей для вложения средств, когда инвестированные 100 единиц принесли бы 15%, а не 10. Однако здание не может быть "конвертировано" в эту более привлекательную альтернативу из-за нашего предположения о том, что оно не пригодно для продажи. Следовательно, несмотря на экономическую и эстетическую неудовлетворенность наследника, для него рациональнее сохранить дом, а не сносить его. Разрушение приведет к тому, что поток доходов в 10 единиц ежегодно превратится в выручку в размере только 20 единиц текущей стоимости. Рационально будет сохранить физическую форму капитала до тех пор, пока доход от суммы, вырученной при продаже здания на слом не станет равен или превысит доход o от старого актива.
Такая аналогия очень полезна при анализе закона и расчетом индивидом субъективной оптимальной степени строгости правовых ограничений. Индивид может предпочесть, чтобы правовая* система и господствующие в обществе этические нормы приняли несколько иную форму, чем status quo. Но он наследует правовое устройство таким, каким оно есть. И он не может "продать" это "устройство" третьим лицам. Варианты его выбора сокращаются до альтернативы, аналогичной предложенной. Он может сломать "здание" и начать строить заново, но делая это, должен понимать, что львиная доля доходов от актива будет утеряна, причем эти доходы не могут быть полностью восстановлены, пока не "созреют" со временем новые инвестиции. Или он может продолжать владеть "зданием", какое оно есть, несмотря на понимание тoгo, что альтернативные системы были бы более желательны в долгогосрочной перспективе и от них можно было бы ожидать больший доход в других исторических условиях. Но на пути реализации различных альтернатив могут встречаться крутые пороги. Это, конечно же, признается в традиционной доктрине stare decisis, и в более общем виде является одним из главных постулатов традиционного консерватизма. В нашем анализе подобная точка зрения получает поддержку и рационально обосновывается. Необходимо понять, что эрозия конституционно-правового устройства есть разрушение общественного капитала со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Конечно же, это не означает, что изменения в конституционном устройстве никогда не произойдут. В модели общественного капитала показано лишь то, что сдвиги в основных параметрах системы должны быть действительно очень велики, чтобы от потребления дохода перейти к "проеданию" капитала.
