Economicus.Ru - Галерея экономистов

Под марксистской экономической теорией мы понимаем работы тех экономистов, методология и подход которых опирались на творчество Карла Маркса. В данной статье не затрагивается огромное количество литературы, исследующей генезис и развитие мысли самого Маркса (Rosdolsky, 1968). Перед тем как обсудить три области, вклад марксистов в которые был наиболее важным, будет полезным выделить общие черты их подхода, которые и отличают их от представителей других традиций в экономической теории.

Экономисты-марксисты считают, что капиталистическая система по сути своей противоречива в том смысле, что нарушения функционирования капиталистической системы порождаются самой ее структурой, а не являются "сбоями" в принципе гармоничного механизма. Ядро этой структуры составляют отношения между капиталом и трудом, которые неизбежно носят характер эксплуатации. Этот конфликт оказывает решающее влияние на все аспекты развития капиталистической системы от форм технологии до форм государственной политики. Накопление капитала, двигатель системы, нельзя, следовательно, анализировать лишь в количественном аспекте: порождаемые им структурные изменения в экономике испытывают влияние отношений между классами и, в свою очередь, их формируют. Поэтому, хотя логика капитализма остается неизменной, его историю можно подразделить на различные периоды, характеризующиеся определенным набором классовых отношений, технологий, форм государственной политики и международных структур.

Некоторые из этих идей покажутся экономистам, которые хоть немного интересуются экономической историей, самоочевидными. Это объясняет широкое признание, которым в XIX в. пользовались многие центральные идеи Маркса. К сожалению, нельзя сказать, что их подхватило основное течение экономической теории, сохранившее под прикрытием все более могущественной формальной техники свою концептуальную поверхностность.

Основные темы марксистской экономической теории, которые пронизывают подход экономистов-марксистов к анализу конкретных фаз и аспектов развития капитализма: 1) процесс труда; 2) стоимость (ценность), прибыль и эксплуатация; 3) накопление капитала и кризисы. Далее мы сделаем краткий обзор развития данных аспектов теории Маркса и споров вокруг них. Этот обзор носит "узкоэкономический" характер (работы по теории государства и классов не рассматриваются) и сосредоточивается на теоретических спорах, а не на исторических приложениях.

ПРОЦЕСС ТРУДА. Наиболее фундаментальную критику своих предшественников-классиков, и особенно Рикардо, Маркс основывал на том, что им не удалось проанализировать путь возникновения капиталистической системы как особого способа производства в результате определенного исторического процесса. Потеря собственности некогда независимыми производителями привела к делению общества на рабочих, могущих лишь продавать свою рабочую силу, и работодателей, владеющих средствами производства. Такое владение было основой прибыли, получаемой капиталистами, что давало им контроль над самим процессом производства. Оно позволяло всему классу капиталистов заставлять рабочий класс работать больше, чем требуется для производства средств к существованию. Маркс обращал особое внимание на этот контроль над процессом труда, детально анализируя, как развитие машинного производства качественно углубляет контроль капиталистов, лишая рабочих возможности определять темп своей работы. Сосредоточение внимания на процессе производства как процессе труда, по мнению многих исследователей, является наиболее важной отличительной чертой марксистской экономической теории по сравнению с другими школами, которые анализируют производство только в технических терминах (Rowthorn, 1980, ch. 1).

Тем не менее, на протяжении более чем 100 лет после публикации I тома "Капитала" Марксов анализ капиталистического контроля над процессом труда не применялся к последующему развитию экономики. В работе "Труд и монополистический капитал" Гарри Брейвермана (Braverman, 1972) центральной темой является стремление работодателей разделить разработку производственных задач и их исполнение для того, чтобы сохранить и увеличить контроль над трудовым процессом. "Научная система управления" Фредерика Тейлора, например, предусматривает анализ операций квалифицированных фабричных рабочих для того, чтобы иметь возможность перенести "научный" расчет времени на новые типы работ. Аналогично внедрение Фордом сборочного конвейера было предназначено для того, чтобы навязать рабочим определенный темп работы. Последующие авторы расширили анализ, описав систему "бюрократического" контроля, применяемую в крупных современных корпорациях, где для увеличения трудовых усилий применяются платежные системы, допускающие постоянный рост заработка у лояльных работников (Edwards, 1979).

Эти более поздние работы пересмотрели, а также расширили собственный анализ Маркса. В его концепции "современной индустрии" контроль над темпом работы устанавливался самой машиной, которая автоматически выполняла операции с материалами; рабочему лишь оставалось подавать материал и устранять небольшие неполадки. Такая картина, которую Маркс наблюдал на основе развития современной ему текстильной промышленности, не стала универсальной. Во многих типах производства рабочий все еще сам выполняет операции с материалами. Это заставило работодателей попытаться контролировать скорость работы посредством механического приспособления (поточной линии, которая заставляла рабочих выполнять задания с установленной скоростью) или организационных средств (научная система управления). Более того, в последнее время утверждалось, что "фордистская" система массового производства, при которой существует разделение труда на мелкие операции, уступает более гибким системам, в рамках которых рабочий выполняет больший набор задач (Aglietta, 1979). Такое положение отражает тенденцию к появлению более сложных потребительских товаров, производство которых требует малых серий и частых изменений модели, а также проблему преодоления неудовлетворенности рабочего бездумной, повторяющейся работой, которая резко проявилась в конце 1960-х годов в ряде стран.

Тем не менее, фундаментальные идеи Маркса остаются в основе исследований вопроса, имеющего в наше время огромное значение: борьбы работодателей с необходимостью структурной перестройки производства в условиях жесточайшей конкуренции 1980-х годов (в качестве примера может быть рассмотрена работа Уилмена и Уинча (Wilman and Winch, 1985). Только сравнительно недавно основное направление экономической теории стало обращаться к проблеме контроля над трудовым процессом, но и тогда, как утверждает Боулс (Bowles, 1985), ее подход остался менее убедительным.

СТОИМОСТЬ, ПРИБЫЛЬ И ЭКСПЛУАТАЦИЯ. Критики Маркса, начиная с Бёма-Баверка (Bohm-Baverk, 1896), постоянно утверждали, что коренным пороком его теории прибыли и эксплуатации была ее опора на примитивную "трудовую теорию ценности" (товары обмениваются в пропорции, определяемой затраченным на их производство рабочим временем). Если цена товара непосредственно определяется таким "овеществленным трудом", то заработная плата непосредственно измерялась бы рабочим временем, необходимым для производства товаров, которые покупаются рабочими для поддержания своей жизни (стоимостью рабочей силы в терминологии Маркса). Аналогично прибыль, будучи разницей между добавленной рабочим стоимостью и заработной платой, непосредственно измеряла бы избыток рабочего времени над стоимостью рабочей силы, т.е. прибавочную стоимость, произведенную рабочим под контролем работодателя. На уровне общества в целом общая прибыль была бы мерой прибавочного труда, совершенного всем рабочим классом, т.е. рабочего времени, затраченного сверх времени, достаточного для воспроизводства средств существования. Норма эксплуатации, по Марксу, — это отношение прибавочной стоимости к стоимости рабочей силы, которое непосредственно выражалось бы отношением суммы прибыли к сумме заработной платы. Точка зрения Маркса, состоящая в том, что источником прибыли являлась возможность капиталиста контролировать трудовой процесс и тем самым принуждать рабочий класс к выполнению прибавочного труда, получает здесь четкое выражение.

Маркс и сам вполне понимал, что принятое им в I томе "Капитала" допущение, состоящее в том, что товары обмениваются по их стоимости, т.е. в пропорции к затраченному на их производство труду, было упрощением, направленным на выявление общего отношения между капиталом и трудом. В III томе он объясняет, что это допущение верно только в том случае, когда органическое строение капитала, т.е. отношение стоимости расходов на оборудование и материалы (постоянный капитал) и расходов на заработную плату (стоимость переменного капитала), одинаково во всех отраслях. Если органическое строение различается по отраслям, то прибавочная стоимость, произведенная рабочими в определенной отрасли, даст большую или меньшую отраслевую норму прибыли на весь функционирующий капитал в зависимости от того, высоким или низким, является органическое строение. Но обмен в соответствии с рабочим временем неизбежно означает, что капиталисты данной отрасли получают прибавочную стоимость, равную той, которая произведена их рабочими. Дело в том, что стоимость товаров, которые они получили бы в обмен, была бы равна стоимости товаров, произведенных на их предприятиях. Таким образом, прибавочная стоимость, которую получат капиталисты после того, как будет вычтена необходимая сумма для расходов на постоянный и переменный капитал, будет в точности равна прибавочной стоимости, произведенной их рабочими. Соответственно, обмен по рабочему времени приводил бы к неравным нормам прибыли в различных отраслях, что невозможно в условиях конкуренции.

Собственное решение Маркса заключалось в том, что товары обмениваются не по их стоимостям, а по ценам производства, которые представляют собой модификацию или трансформацию стоимости, которая должна обеспечить равные нормы прибыли во всех секторах, несмотря на неравное органическое строение капитала. Ему было несложно показать, что обмен по ценам производства предполагает, что отрасли с высоким органическим строением, которым для компенсации больших затрат на постоянный капитал требуется большая прибавочная стоимость, чем производят их рабочие, должны иметь соотношение цены производства к стоимости выше среднего (для секторов с низким органическим строением — наоборот). Таким образом, Марксово решение проблемы трансформации заключало в себе простое перераспределение общей прибавочной стоимости от трудоинтенсивных отраслей к капиталоинтенсивным.

Борткевич (Bortkiewicz, 1906) был первым, кто указал, что решение Марксом проблемы трансформации неверно. Цены производства, по Марксу, получаются путем добавления средней нормы прибыли к стоимости производственных затрат. Но если товары не продаются по их стоимостям, то капиталисты производят затраты не по их стоимостям, а по ценам производства. Таким образом, точные цены производства должны рассчитываться на основе одновременной оценки затрат и выпуска продукции не по стоимостям, а по ценам производства. Маркс в действительности знал, что этот дальнейший шаг был необходим, но думал, не без некоторых оснований, что он не имеет большого значения. К сожалению, он был не прав.

Дело в том, что "правильное решение" проблемы трансформации делает невозможным сохранение марксистского равенства между такими совокупными стоимостными показателями, как прибавочная стоимость и общая стоимость выпущенной продукции, с одной стороны, и соответствующими совокупными ценовыми показателями — прибылью и общим выпуском продукции, выраженными в деньгах. Основная часть последующей литературы (см.: von Bortkiewicz, 1906 и более позднее обобщение: Seton, 1957) сосредоточивается на описании обстоятельств, при которых выполняется, по крайней мере, одно из "инвариантных" соотношений между ценовыми и стоимостными показателями. Однако, следуя школе японских марксистов, возглавляемой Уно (см.: Itoh, 1980), можно сказать, что поиск численного равенства между прибавочной стоимостью и прибылью с самого начала не имеет смысла, поскольку Маркс не смог последовательно придерживаться проведенного в I томе различия между субстанцией стоимости (рабочее время) и ее формой (цена в денежном выражении). Любая попытка "силой" добиться численного равенства является искусственной и, следовательно, вводит в заблуждение.

Однако "проблема" на этом не заканчивается. При правильном одновременном решении норма прибыли на функционирующий капитал также отличается от общей нормы прибыли Маркса, рассчитываемой как отношение прибавочной стоимости к стоимости капитала (см.: von Bortkiewicz, 1906 и Steedman, 1977). Еще более разрушительным для теории Маркса представляется то, что норма эксплуатации в стоимостном выражении в общем не равна отношению прибыли к заработной плате. Таким образом, основное марксистское выражение интенсивности капиталистического господства не находит прямого отражения в совокупных денежных показателях.

На самом деле это никак не затрагивает теорию Маркса. Отношение прибыли к заработной плате отражает отношение прибавочного продукта к набору товаров, образующих заработную плату, так как она проявляется в процессе обмена (совокупная заработная плата представляет здесь цену производства прибавочного продукта). Норма же эксплуатации — это соотношение труда, затраченного на производство этих двух наборов товаров. Эти два соотношения могут быть равны только в том случае, когда органические строения в секторах, производящих товары, образующие заработную плату и прибавочный продукт, равны. Ясно, что теоретически данное соотношение выполняться не обязано, хотя эмпирические расчеты Вулфа (Woolf, 1979) предполагают, что отклонение относительных цен от относительных стоимостей для этих наборов товаров может быть достаточно небольшим.

Такое отклонение между формой эксплуатации (отношение прибыли к заработной плате) и ее реальной субстанцией (отношение прибавочной стоимости к стоимости рабочей силы) может быть легко принято. Использование стандартного товара Сраффы для того, чтобы показать, какого типа отрасли обеспечат равенство между двумя этими соотношениями, кажется, немногое добавляет (см.: Medio, 1972). Отход на позиции претенциозно названной "фундаментальной марксистской теоремы", которая заключается в том, что положительной прибыли должна соответствовать положительная прибавочная стоимость (Morishima, 1973), также представляется излишне оборонительным ходом, так как при этом не удается ясно объяснить соотношения между ценовым и стоимостным измерениями. Важно подчеркнуть, что такая интерпретация проблемы трансформации не доказывает верность Марксова анализа в стоимостном выражении. Она всего лишь показывает, как стоимостные категории могут быть согласованы с их поверхностными проявлениями — прибылями и ценами.

Дальнейшая полемика по поводу адекватности и полезности теории стоимости Маркса относилась к двум другим вопросам. Вся дискуссия вокруг "проблемы трансформации" предполагает, что стоимость товаров может быть недвусмысленно определена как рабочее время, общественно необходимое для производства товара при преобладающем уровне механизации, умелости и интенсивности труда. Но критики, начиная с Бёма-Баверка, оспаривали, что различные типы труда могут быть "сведены" к простому труду (см.: Rowthorn, 1980, ch. 6). В дальнейшем было доказано (Steedman, 1977), что в ситуации совместного производства трудовая стоимость вообще может быть неопределима. Если пастухи производят баранину и шерсть, как может быть распределен их труд между двумя продуктами? Если работодатель использует шерсть, а пастухи потребляют баранину, невозможно разделить весь рабочий день пастухов на необходимый труд, затраченный на производство средств к существованию, и прибавочный труд на работодателя. В более общем плане можно сказать, что там, где существуют различные методы совместного производства, стандартный метод установления трудовой стоимости может привести к ее отрицательному значению. Было показано, как отрицательный показатель прибавочной стоимости может сочетаться с положительным показателем прибыли (Steedman, 1977), хотя этот вывод не остался без возражений (King, 1982).

Эта критика, по крайней мере, заставила марксистов признать, что существуют реальные аналитические трудности в составлении последовательной стоимостной схемы. Ответ некоторых экономистов (Himmelweit and Mohun, 1981), основывавшийся на работе И. Рубина (Rubin, 1928) и заключавшийся в том, что вся идея определения стоимостей, прежде чем они выразятся в рыночных ценах, является вводящим в заблуждение "неорикардианским" упражнением, не нашел поддержки. Это означает отказ от любого количественного аспекта теории стоимости, и остается лишь качественный акцент на понимание обмена как обмена трудом (см. полемику Гильфердинга с Бёмом-Баверком (Bohm-Bawerk [1896]; Sweezy, 1942; Rubin, 1928).

Концептуальные проблемы формализации теории стоимости не делают ее исключением среди других теорий. Наиболее серьезная атака на трудовую теорию ценности была произведена теми, кто заявил, что она является излишней, поскольку ничего не добавляет к концептуализации равновесных цен и прибылей, измеряемых в физических количествах. Такая критика, восходящая, по крайней мере, к Джоан Робинсон (Robinson, 1942), была формализована Самуэльсоном (Samuelson, 1971). Вновь привлек к ней внимание Стидмен (Steedman, 1977). Следуя Сраффе (Sraffa, 1960), доказывается, что цены и прибыль могут быть напрямую рассчитаны, если мы знаем реальную заработную плату, а также количество труда и средств производства, необходимых для производства товаров, а стоимость может быть рассчитана только на основе таких же данных. Следовательно, утверждается, что определение прибыли через стоимость не является необходимым (даже допуская, что стоимость может быть определена однозначно). Эта атака поставила марксистов перед вопросом: для чего, собственно, служит понятие стоимости.

Аргументы в поддержку использования труда как центральной концептуальной категории и, следовательно, анализа обмена и эксплуатации в терминах овеществленного рабочего времени варьируют от довольно абстрактных утверждений о фундаментальной роли, которую играет труд во всей теории общества Маркса (Shaikh, 1981), до заявления, что анализ стоимостных величин привлекает внимание к роли труда в производстве (Dobb, 1937). Сен (Sen, 1978) указывал, что внимание к человеческому вкладу в производство так же естественно, как внимание к роли художника в скульптуре. Действительно, критики теории стоимости могут задать себе вопрос, почему они готовы рассматривать производительность труда в качестве важной категории (во все времена, во всех странах и т.д.), но возражают против концепции трудовой стоимости (которая всего лишь представляет собой величину, обратную производительности труда). Конечно, для тех, кто принимает центральную роль экономического излишка, производимого рабочим классом, в развитии общества и считает взаимоотношения на фабрике ключевым фактором при объяснении производства данного избытка, анализ в терминах рабочего времени представляется ясным и простым. Если мы хотим ярко и убедительно проанализировать взаимоотношения между капиталом и трудом, то кажется вполне объяснимым использование категории рабочего времени. В конце концов, капиталисты действительно заставляют рабочих трудиться.

НАКОПЛЕНИЕ И КРИЗИСЫ. "Капитал" Маркса был направлен не только на раскрытие основы капиталистической эксплуатации, но и, кроме всего прочего, на раскрытие "законов движения" капитализма. Маркс утверждал, что конкуренция между капиталистами велась путем инвестирования в новые, более эффективные технологии производства, а экономия на масштабах, к которой приводит данная ситуация, действует как пресс, заставляющий индивидуальных капиталистов накапливать (концепция, совершенно отличная от неоклассической идеи о накоплении как замене настоящего потребления будущим — см.: Marglin, 1984). Результатом данного процесса стало увеличение концентрации промышленности (по Марксу — централизация), которая в дальнейшем была ускорена развитием кредитной системы. Многие марксистские теоретики от Гильфердинга (Hilferding, 1910) до послевоенных марксистов (Mandel, 1962) зафиксировали эту тенденцию, сделав в ряде случаев вывод, что монополизация разрушала стимул к накоплению (Baran and Sweezy, 1966). Однако данный вывод, видимо, противоречит большому буму 1950-х и 1960-х годов в Европе и Японии и сопутствующему развитию международной конкуренции.

Для Маркса воздействие накопления как на рабочий класс, так и на прибыль было обусловлено его предполагаемой трудосберегающей формой. Маркс доказывал, что более высокая производительность требовала увеличения объема постоянного капитала в расчете на одного рабочего (позднее экономистами это было названо коэффициентом капитал — труд). Хотя это не обязательно справедливо, так как новые технологии могут давать экономию на постоянном капитале, последующее развитие подтвердило точку зрения Маркса. Более спорными являются ее следствия применительно к занятости, заработной плате и норме прибыли.

Возрастающая масса постоянного капитала на одного рабочего подразумевает, что занятость растет более медленно, чем величина капитала. Но приводит это или нет к увеличению/уменьшению резервной армии труда, зависит от силы накопления, степени, в которой технический прогресс является трудосберегающим, и роста рабочей силы. По крайней мере, в передовых странах тенденция заключалась в победе капиталистического сектора над докапиталистическими, такими, как крестьянское сельское хозяйство, но "высвобождаемые работники" поглощались работой по найму. Здесь важно отличить влияние тенденции накопления на занятость (при полном использовании мощностей) от периодов — возможно, затяжных — "циклической" безработицы, возникающей из недогрузки мощностей во время кризисов. Очевидно, что, например, массовая безработица 1970-х и 1980-х годов в Европе была обусловлена в основном, если не в целом, кризисом накопления (т.е. его недостаточным объемом), а не формой, которую оно принимает.

Несмотря на периодические приступы безработицы, в передовых странах существовала тенденция к росту реальной заработной платы в соответствии с ростом производительности труда, так что доля прибыли в продукте была более или менее постоянной либо даже уменьшилась. Несмотря на сложности, связанные с измерением самозанятости, такое положение предполагает, что норма эксплуатации, по Марксу, не показывает тенденции к увеличению, которое, как он предполагал, будет вызвано ростом резервной армии труда. Некоторые авторы (например, Gillman, 1957) старались подтвердить рост нормы эксплуатации посредством обращения к марксистской концепции непроизводственного труда (труд управленческого персонала, банковских работников и т.д.). Если отнести данных работников к оплачиваемым из прибавочной стоимости и не считать их оплату издержками производства, уменьшающими прибавочную стоимость, и если их доля в рабочей силе возрастает (а так оно и есть), то увеличение нормы эксплуатации совместимо с увеличением доли заработной платы в национальном доходе. Но утверждение, что прибавочный продукт, остающийся капиталистам для накопления, уменьшается, так как при росте производительности производственных рабочих доля непроизводственных рабочих растет, немногое добавляет к более простой идее, заключающейся в том, что рост производительности всех рабочих является недостаточно быстрым в сравнении с ростом реальной заработной платы.

Тенденция увеличения реальной заработной платы подняла вопрос об обоснованности в наше время марксистской концепции стоимости рабочей силы, зависимой от времени, необходимого для производства "товаров первой необходимости". Обычным ответом марксистов стало подчеркивание "нравственного и исторического" элемента в определении Марксом стоимости рабочей силы. Периоды сильного спроса на труд и развитие профессиональных союзов позволили расширить для рабочих круг "товаров первой необходимости", включая и предоставление более широкого набора государственных услуг. Трудности, с которыми, несмотря на массовую безработицу, столкнулись работодатели при попытках сократить реальную заработную плату и правительства при попытках серьезно уменьшить набор социальных услуг в 1970-х и 1980-х годах, придали большую убедительность тому аргументу, что имеющийся в настоящее время уровень жизни является общественно необходимым (Rowthorn, 1980, ch. 7).

Маркс доказывал, что тенденция к возрастанию органического строения позволит увеличить норму эксплуатации, но, тем не менее, приведет к падению нормы прибыли по отношению ко всему используемому капиталу, так как вырастут затраты на постоянный капитал. Несмотря на то что "закон тенденции нормы прибыли к понижению" рассматривался Марксом как "наиболее важный закон политической экономии", в классических работах марксистской экономической теории он сыграл, пожалуй, лишь второстепенную роль (Luxemburg, 1913; Hilferding, 1910). В конце 1960-х годов с возрождением интереса к марксистской экономической теории закон получил развитие в работах таких экономистов, как Мандел (Mandel, 1975). Основным предметом спора стал вопрос: существует или нет требуемая законом тенденция к возрастанию стоимости основного капитала на одного рабочего. Маркс и сам признавал, что тенденция является результатом двустороннего процесса. Увеличивающаяся масса постоянного капитала на одного рабочего ведет к соответствующему росту стоимости капитала. С другой стороны, рост производительности, который является неотъемлемой частью процесса, ведет к уменьшению стоимости постоянного капитала на одного рабочего. Увеличение или падение стоимости основного капитала на одного рабочего зависит соответственно от более медленного или более быстрого роста производительности по сравнению с увеличивающимся физическим объемом постоянного капитала на одного рабочего. Сам Маркс не дал убедительных причин, согласно которым рост производительности должен быть более медленным, и впоследствии утверждалось, что такой причины не существует (Robinson, 1942; Sweezy, 1942; von Parijs, 1980). Попытки доказать, что увеличение физической массы постоянного капитала на одного рабочего в некотором смысле является более существенным и что "закон тенденции нормы прибыли к понижению" действует, даже если существует очевидная тенденция к росту нормы прибыли (Fine and Harris, 1978), не были признаны убедительными. Те марксисты, которые пытались дать эмпирическое обоснование закону, обычно путали физический объем постоянного капитала с его стоимостью: отношение капитала к выпуску продукции, которое является ценовым аналогом стоимости капитала на одного рабочего, не показывает тенденции к возрастанию.

Если данное возражение связывает тенденцию падения прибыли с темпом роста производительности труда (эмпирический вопрос), то второе возражение (Okishio, 1971) заключается в том, что технологии, внедряемые капиталистами, никогда не приведут к более низкой норме прибыли для всего класса капиталистов. Может быть показано, что новые технологии, увеличивающие норму прибыли для капиталистов-новаторов, также подразумевают, вопреки убеждению Маркса, экономию затрат и, следовательно, более высокую норму прибыли, получаемой капиталистическим классом. Для того чтобы с внедрением новых технологических процессов произошло падение нормы прибыли, должна вырасти к тому же и реальная заработная плата. Все это не означает, что стоимость постоянного капитала в некоторые периоды не может расти и это не может сочетаться с падением нормы прибыли (оба этих явления наблюдались в начале 1970-х), просто в этом случае заработная плата также должна увеличиться (что и наблюдалось). Шейх (Shaikh, 1978) доказывал, что олигополисты могут не максимизировать норму прибыли, но даже если это действительно так, отсюда не следует необходимости падения нормы прибыли.

Споры о "законе тенденции нормы прибыли к понижению" подчеркнули важность тенденции изменения реальной заработной платы для развития капитализма. Две основные школы марксистской теории кризисов действительно уделяли главное внимание реальной заработной плате, но совершенно по разным причинам. Теоретики недопотребления (в классический период — Люксембург, и Суизи среди более поздних авторов) доказывали, что недостаточный рост реальной заработной платы ослабляет стимулы для инвестирования в производство потребительских товаров, ограничивая их рынок; как показал с помощью марксистской схемы воспроизводства Туган-Барановский (см. изложение Суизи (Sweezy, 1942)), невозможно вывести неизбежность кризиса недопотребления из увеличения нормы прибавочной стоимости. Согласно схеме воспроизводства Маркса реализация прибавочной стоимости полностью зависит от решения капиталистов о расходах (на инвестиции или потребление). Рост доли прибавочной стоимости в стоимости продукта может быть достигнут капиталистами в том случае, если они готовы производить все больше и больше инвестиций в сектор, производящий капитальные блага (I подразделение общественного воспроизводства), даже если эти инвестиции предназначены всего лишь для увеличения производства капитальных благ (Bukharin, 1924).

Таким образом, кризисы недопотребления, которые возникают, когда капиталисты не увеличивают свои инвестиции в соответствии с ростом потенциальной прибавочной стоимости, зависят от поведенческого допущения, в соответствии с которым капиталисты не поддерживают на высоком уровне свои инвестиционные расходы. В более серьезном послевоенном исследовании по данной тематике — книге "Монополистический капитал" Барана и Суизи (Baran and Sweezy, 1966), в котором содержится признание теоретического вклада Стейндла (Steindl, 1952), отмечено, что растущая монополизация американского капитализма усиливает тенденцию к росту доли прибавочной стоимости при одновременном ослаблении принуждения к инвестированию.

По иронии судьбы как раз в то самое время, когда был написан "Монополистический капитал", Европа и Япония переживали феноменальный бум. В этих странах многие марксистские экономисты отдали предпочтение теории перенакопления (Glyn and Sutcliffe, 1972; Rowthorn, 1980, chs. 4—6; Itoh, 1980). Сильный бум рассеял резервную армию труда и привел к росту заработной платы и, следовательно, падению прибыли, а также к инфляции и спаду (Armstrong, Glyn and Harrison, 1984). Особое внимание данные теории также уделяли роли усиливающихся профессиональных союзов, требующих увеличения государственных расходов на социальные нужды, а также трудностям, которые возникают в условиях полной занятости у капиталистов, реорганизующих производство с целью увеличения производительности (Bowles, Gordon and Weisskopf, 1983).

Причина того, что эти трудности приводят к кризису, а не просто к замедлению роста, опять следует искать в центральной проблеме инвестиционного поведения капиталистов. Моделирование точных причин и определение момента, когда падение прибыли приведет к стремительному падению инвестиций, как известно, чрезвычайно затруднено. Японские марксисты (Itoh, 1980) внесли важный вклад в развитие теории, подчеркнув важную роль кредитной системы как в продлении бума, так и в наступлении коллапса. Калецки, который обессмертил идеи Маркса следующим изречением: "Рабочие тратят то, что они получают, капиталисты получают то, что они тратят", в конце своей жизни написал, что решения об инвестициях "остаются величайшей загадкой (piece de resistance) экономической теории" (Kalecki, 1971, p. 165).

Марксисты всегда подчеркивали оздоровляющую роль кризисов в восстановлении условий для возобновления накопления. О ней с большим правом можно говорить в случае кризиса, возникшего в результате перенакопления (где проблема заключается в росте заработной платы), чем кризиса недопотребления (причиной которого является слишком медленный рост заработной платы). Кейнсианская политика расширения спроса, скорее, создана для разрешения кризиса недопотребления, но преградой такому очевидному решению считаются политические трудности (Baran and Sweezy, 1966). В случае кризиса перенакопления кейнсианскую политику следовало бы запустить в обратном направлении с целью усилить влияние безработицы на ослабление позиций рабочих при переговорах о соотношении заработной платы и производительности. Некоторые французские марксисты, известные под названием "школа регулирования", недавно обратили внимание на необходимость реформирования всей системы институтов, государственной политики, технологического процесса и т.д. для преодоления значительного структурного кризиса (Aglietta, 1979; Воуег, 1979; de Vroey, 1984). В настоящее время проходит широкая дискуссия о том, являются ли микрочипы, децентрализация производства, интернационализация производства и рынков капитала, японский тип отношений в промышленности, увеличение свободы действия рыночных сил и тому подобное новым "выходом" для капитализма в 1990-х годов.