Что касается основной теории марксизма - трудовой теории ценности, то ныне она оставлена большинством марксистов, кото-рые все более и более приобщаются к теории "предельной полезно-сти" или к теории "экономического равновесия". Сам Карл Маркс вопреки своим утверждениям о трудовой ценности был вынужден тайно или даже явно допускать, что ценность зависит от предложе-ния и спроса (именно это мы видели выше в вопросе о норме при-были). Выставив ее как аксиому своего первого тома, в следующих томах он представляет ее лишь как что-то вроде схематического изображения, облегчающего понимание фактов.
Но так как теория прибавочного труда и прибавочной стоимо-сти является, по Марксу, лишь выводом из принципа трудовой ценности, то из этого следует, что падение последнего принципа влечет за собой падение остальных двух. Если труд не создает цен-ности или если ценность может быть создана помимо него, то как же доказать, что труд по необходимости производит прибавочную ценность и что, следовательно, прибыль капиталиста состоит из неоплаченного труда. Правда, неомарксисты отвечают, что факт прибавочного труда и прибавочной стоимости великолепно про-должает существовать и без теории трудовой ценности. Это с лих-вой доказывается существованием в обществе класса нетрудящих-ся людей - очевидно, что они могут существовать лишь на продук-ты труда других. Положим. Но тогда мы имеем тут дело не с чем иным, как с фактом, обнаруженным задолго до настоящего време-ни Сисмонди и экономистами - критиками английской школы, - с "незаработанным доходом", который составляет все основание доктрины Сен-Симона и Родбертуса и ныне воспринят английской фабианской школой.
Неясно поэтому, что нового прибавил к ней Маркс в качестве доказательств, и остается открытой старая дискуссия по вопросу о том, существует ли эксплуатация рабочих и соответствуют ли или не соответствуют действительно создаваемым ценностям доходы, получаемые так называемыми праздными классами. Можно толь-ко сказать, что благодаря историческому изложению развития капи-талистического строя Маркс внес в теорию некоторые весьма вну- шительные доказательства; это и есть то, что остается наиболее со-лидным в его произведениях.
Если мы перейдем к закону концентрации, являющемуся как бы хребтом марксистской доктрины, то он тоже весьма сильно по-колеблен. Социалист Бернштейн нанес ему самые жестокие удары, сгруппировав факты, которыми он отрицается, но которые, впро-чем, с давних пор указывались экономистами. Если неоспоримо, что крупные предприятия все более и более становятся многочис-ленными и могущественными, то ни в коем случае не доказано, что они вытесняют мелкую промышленность и мелкую торговлю. Статистика, наоборот, показывает, что число мелких промышлен-ников (тех ремесленников, которых, по марксистскому учению, на-чали вытеснять с XIV столетия) увеличилось. И мы постоянно на-блюдаем, как новые изобретения вроде фотографии, велосипедов, домашних приспособлений для электричества и т.д. вызывают к жизни тучи мелких отраслей промышленности и торговли.
Особенно в земледелии не замечается концентрация. Напрас-ны были до сих пор попытки и коллективистов с помощью заим-ствованных из Америки примеров или земледельческой статисти-ки европейских стран подогнать эту отрасль под свой излюблен-ный закон. Статистические данные, довольно, впрочем, туманные, так что из них можно извлечь и противоположные аргументы, очень плохо содействуют такому толкованию и скорее, по-видимо-му, дают аргументы для противоположной теории - для теории растущего раздробления хозяйств, стоящего в связи с ростом наро-донаселения, - явления, которое, будучи подтверждено, причини-ло бы марксистской теории двойной урон, ибо оно предполагало бы не только, что мелкое хозяйство будет развиваться, но и то, что оно будет развиваться как более производительное по сравнению с крупным хозяйством.
Но допустим даже гипотетически, что закон концентрации предприятий доказан. Его было бы недостаточно для марксист-ской теории, если бы не происходило концентрации собственности в руках все более и более ограниченного числа людей. Но именно в этом отношении статистика далеко не подтверждает марксистского положения; она прямо отвергает его. Не следует поддаваться за-блуждению при виде этой новой породы капиталистов, каковыми являются американские миллиардеры. Да, есть более богатые лю-ди, чем когда-либо раньше были, но есть также больше богатых людей, чем было когда-либо. Растут не только крупные состояния, но и средние и мелкие. Те общества на акциях, где марксистская школа ищет подтверждения своему положению, служили, наобо-рот, раздроблению собственности между бесконечным количест-вом людей, что ясно показывает, что концентрация предприятий и концентрация собственности вещи весьма различные. А коопера-тивные общества, получающие такое широкое развитие, - сколько пролетариев превратили они в мелких собственников! Поэтому совершенно неверно утверждение Маркса, что будущая экспропри-ация произойдет с большей легкостью, чем экспроприация про-шлого времени, на том основании, что будет достаточно "экс-проприировать немногих лиц в интересах массы". Придется экс-проприировать массу, и притом такую, которая все увеличивается. Уже в настоящее время несомненно больше половины французов владеет какой-либо собственностью, ценными бумагами, землями или домами. Недавно коллективисты с презрением говорили об этих клочках или даже об "этих лоскутках" собственности и утверж-дали, что в момент экспроприации они с радостью отдадут их в об-мен на те выгоды, которые они получат от общественной собствен-ности. Но они сами не верят в это, и доказательством служит то, что уже ныне они меняют свою позицию и обязуются сохранить за владельцами "эти лоскутки" собственности.
В этом пункте их программа потерпела некоторые изменения, если не полное крушение. Когда более полустолетия назад она бы-ла сформулирована в "Коммунистическом Манифесте", рассчиты-вали, что мелкая собственность скоро исчезнет и что при концент-рации всей собственности в небольшом количестве рук, с одной стороны, и нарастании массы пролетариев из мелких экспроприи-рованных собственников - с другой, последним нетрудно будет экспроприировать собственность революционным путем или про-сто сделавшейся законом волей большинства.
К несчастью для этой программы должны были потом конста-тировать, что "разложение буржуазной собственности" не представ-лялось ни неизбежным, ни грозным. Не только крупная капитали-стическая собственность чувствовала себя наилучшим образом, - это, впрочем, было подтверждением, а не опровержением маркси-стской теории, - но и мелкая собственность и мелкая промышлен-ность ничуть, по-видимому, не клонились к гибели. Что делать? Нельзя же было убаюкивать себя мыслью об осуществлении соци-альной революции без поддержки или вопреки воле огромной мас-сы крестьян, ремесленников, лавочников и т.д. насильственным путем или парламентским, ибо эта масса составляет необходимую опору большинства, если даже сама она не составляет большинст-ва. Но ведь нельзя же питать надежду приобщать их к программе, которая содержит в себе требования их собственной экспроприа-ции.
Тогда была сделана оговорка. Социализация средств производ-ства будет относиться только к крупной собственности и к крупной промышленности, прибегающей к наемному труду, но она поща-дит мелкую собственность тех, кто живет своим трудом. И в защиту от упрека в противоречии или в оппортунизме говорят, что с по-мощью такого метода приспособляются лишь к уходу эволюции, почему и начинают с экспроприации отраслей промышленности, которые выросли до степени капиталистического и наемного ре-жима, до фазы прибавочной стоимости.
Такой вывод как отвечающий логически посылкам может дей-ствительно быть вполне правильным. Однако на самом деле не-легко узнать, что же будут делать с мелкой частной собственно-стью. Позволят ли ей существовать или развиваться рядом с соци-альной собственностью? В теории нет такого положения, чтобы эти два режима функционировали бок о бок и вперемешку и чтобы от-дельные лица делали свободный выбор между ними, да и коллек-тивисты не скрывают своей мысли о том, что это будет лишь вре-менной уступкой малодушию мелких собственников, но что они сами оставят свою жалкую собственность ради участия в благах но-вого режима или что они - плохо ли, хорошо ли - будут вытесне-ны благодаря экономическому превосходству последнего. Но так как эти перспективы не сулят ничего привлекательного для тех, кого они имеют в виду, то их охотно оставляют в тени.
А что стало с борьбой классов в неомарксизме? Она не отрица-ется, но сильно ослабляется в том смысле, что ее уже представляют не как единоборство двух классов, а как достаточно нелепую свалку между многими классами, исход которой поэтому трудно предви-деть. Представление об обществе как о состоящем из двух нало-женных один на другой слоев слишком упрощенно. Мы, наоборот, видим растущую дифференциацию даже в лоне капиталистическо-го класса: кроме борьбы рабочих с капиталистами, есть борьба между заемщиками и рантье, между фабрикантами и купцами, между промышленниками и землевладельцами. Особенно эта по-следняя нашла общий отклик в политической истории и через це-лый ряд поколений пробралась в нашу эпоху в форме крупных парламентских битв между консервативной и либеральной парти-ями, между тори и вигами и т.д. И эти побочные схватки между имущими классами часто усложняют главную борьбу между рабо-чими и капиталистами самым драматическим и неожиданным об-разом, ибо воюющие стараются опереться на пролетариат. Так, в Англии промышленники провели против землевладельцев зако-ны, уничтожающие пошлины на хлеб, а последние в свою очередь против первых провели законы, регламентирующие труд, и в обо-их случаях выигравшей стороной был рабочий класс - tetrius gaudens (третий смеющийся)! И в лоне рабочего класса в свою оче-редь может происходить борьба. Существует уже борьба (не говоря уже о борьбе между "красными" и "желтыми" профессиональными союзами) между организованными и неорганизованными, между квалифицированными рабочими (skilled workmen, как говорят анг-личане) и рабочими низшей категории. Под четвертым сословием появляется уже, как говорит Леруа-Болье, пятое.
А теория катастрофы? Неомарксисты уже не верят в нее. Эконо-мические кризисы, доставлявшие главный аргумент для этой тео-рии, ныне уже не представляются такими грозными для капита-лизма, какими видел их Маркс. В них уже не видят больше явле-ний, подобных сотрясениям от подземных толчков; ныне они стали периодически правильными колебаниями прибоя, так что до некоторой степени можно даже предугадать час прилива и отлива.
А исторический материализм? "Всякое непредубежденное лицо подпишется под следующей формулой Бернштейна: необходи-мость технико-экономической эволюции все меньше и меньше оп-ределяет эволюцию других социальных институтов". И сколько до-казательств было приведено в подтверждение этого положения. Сам марксизм доставил их, ибо сам принцип борьбы классов и "классового сознания" заимствует свою силу из чувства возмуще-ния против экономической фатальности, следовательно, из извест-ного идеала. Правда, все разнообразные явления - экономические, политические, моральные и т.д. взаимно воздействуют друг на дру-га, но нельзя сказать, что есть одно какое-нибудь явление, которое определяет все другие. И в самой экономической области ныне до-вольствуются исследованием взаимной связи между явлениями и не интересуются тем, что является причиной, а не следствием их.
Но что же в конце концов остается от марксизма в неомарксизме? Это не так легко узнать. "Есть ли в нем что-нибудь другое, кро-ме формул, на которые ссылаются и ценность которых, по-види-мому, все более и более является спорной? Не есть ли это скорее философская концепция, способная освятить социальную борьбу?" И Бернштейн говорит, что социализм - движение, и прибавляет:
"Движение - все, а конечная цель - ничто".
