рента, т.е. результат всех благоприятных стечении условий жизни, - рента, обеспеченная тем, которые уже и без нее имеют средства существования, и занимающая все более растущее место среди до-ходов; всякое вмешательство государства или законодателя в поль-зу рабочих классов, отвергаемое как посягательство на их достоин-ство и их истинные интересы, - все это было создано не для того, чтобы нравиться народу. И хотя, конечно, цель науки заключается лишь в отыскании того, что верно, а не того, что любезно, однако надо было ожидать, что люди будут отчаянно бороться, прежде чем допустить, чтобы считалось все это доказанной истиной. И как раз тот же самый Стюарт Милль, который так властно способствовал утверждению и увенчанию здания этих доктрин, что Косса мог на-звать его "Основания" "итогом, завершением и наилучшим изложе-нием доктрин классической школы в самой точной форме их", - тот же самый Милль в последующих изданиях своей книги и осо-бенно в своих позднейших писаниях открывает новые виды, кото-рые оторвут от классической школы многих из тех, кто оставался верным ей, и направят их к тому, что можно было бы назвать либе-ральным социализмом.
Вполне беспристрастно мы можем сказать, что Стюарт Милль этой своей особой эволюцией был обязан в значительной части влиянию французских идей. Можно было бы для доказательства этого положения написать целую книгу, которая была бы очень интересной. Не говоря уже о философском влиянии Огюста Конта, о котором он напоминает при всяком случае, и оставаясь в области экономических идей, мы скажем, что он сам считает себя обязан-ным сенсимонистам своей доктриной о наследовании и о нетрудо-вых доходах, Сисмонди - своей симпатией к крестьянской собст-венности и социалистам-ассоциационистам 1848 г. - своей верой в кооперативную ассоциацию для замещения наемного труда.
Это не значит, что Стюарт Милль был обращен в социализм. Но он, несомненно, умеет защищать его против незаслуженных об-винений. Тем, которые упрекают его в том, что он хочет убить вся-кую личную инициативу и всякую свободу, он с презрением отве-чает, что "фабричный наемник имеет ныне меньше личного инте-реса в собственном труде, чем будет иметь член коммунистическо-го общества", и что "все понуждения коммунизма будут эмансипа-цией по сравнению с тем, что представляет ныне положение большинства человеческого рода". Если он допускает, что ныне коммунизм мог бы быть введен в жизнь для избранной части чело-вечества и что впоследствии его можно будет ввести и для осталь-ных людей; если он высказывает надежду, что наступит время, когда воспитание, привычка и просвещенность чувств будут по-буждать человека копать землю или ткать для своей страны так же, как и сражаться за нее, то он нисколько не отходит от социализма и в том, что считает необходимостью свободную конкуренцию и энергично отвергает всякое принуждение со стороны большинства над существенными правами отдельного лица.
Но он наносит первый удар классической доктрине, подкапыва-ясь под ее основу - веру в универсальные и перманентные естест-венные законы. Он не идет так далеко, чтобы утверждать, как это позже будут делать историческая школа и марксизм, что эти так называемые естественные законы суть лишь выражения свойст-венных определенной фазе экономической истории отношений и что они изменятся вместе с этими отношениями. Но он уже делает следующее различие: да, в области производства существуют есте-ственные законы, но в области распределения существуют лишь законы, созданные людьми и, следовательно, подлежащие измене-нию теми же людьми. Он, следовательно, формально не отрицает положения классических экономистов, согласно которому часть каждого из участников раздела распределения - заработная плата, прибыль или рента - определяется необходимостью, против кото-рой человеческая воля бессильна.
И вследствие этого остается открытой дверь для социальных реформ. Это не пустяки. Правда, нельзя сказать, что классическая или даже оптимистическая школа отрицала возможность или дей-ствительность всякой социальной реформы, но следует признать, что она вдохновляла лишь к частному действию, а в законодатель-ной сфере к таким действиям, которые заключаются в отмене ста-рых, подавляющих свободу законов. На конгрессе либеральных экономистов в Майнце в 1869 г. Браун говорил: "Наши конгрессы побудили многих противников к поддержанию того принципа, что человеческое законодательство не может изменить вечных законов природы, управляющих экономическим движением". И француз-ские книги изобилуют такими заявлениями. Но все изменяется благодаря различию, которое делает Стюарт Милль, ибо если зако-нодатель бессилен изменить законы производства, то в его полной власти изменить таковые в распределении; и не приходится говорить, что именно в этой последней области сосредоточивается ны-не главная борьба за все почти требования.
По правде говоря, делаемое Стюартом Миллем различие не вы-держивает критики, по крайней мере в тех выражениях, в которых оно сформулировано, и когда он утверждает, что в этом заключает-ся "самая важная и самая оригинальная заслуга его перед экономи-ческой наукой", он плохо оценивает свои заслуги. Производство и распределение не составляют обособленных сфер; они взаимно и почти всесторонне проникают друг в друга. Впрочем, сам Стюарт Милль становится в противоречие с собственным положением, по-скольку, как мы увидим, предлагаемые им реформы - коопера-тивная производственная ассоциация или крестьянская собствен-ность - одинаково касаются как области производства, так и обла-сти распределения. Но, может быть, можно было бы придать мыс-ли Стюарта Милля более точное выражение, поставить на место его слишком упрощенного различия другое, которое выдвигал почти в то же самое время Родбертус, - отличие экономических от-ношений от юридических. Хотя те и другие также весьма запутанны, все-таки понятно, что экономические законы, регулирующие ме-новую ценность или определяющие размеры промышленных предприятий, иного порядка, нежели юридические нормы, регули-рующие переход собственности или определяющие обязательства сторон в договорах о проценте, о заработной плате или ренте, - первые могут быть квалифицированы как естественные законы, между тем как вторые являются лишь делом законодательной вла-сти.
Стюарт Милль не ограничивается открытием дверей для ре-форм, он смело входит в них. Он приносит - и этим отличается от всех классических экономистов - весьма обширную программу со-циальной политики, которую он сам формулирует в следующих терминах: "соединить максимум индивидуальной свободы в дейст-вии с общностью владения естественными богатствами земного шара и равным участием всех в продуктах труда, который пускает их в дело", и которую мы точнее резюмируем в следующих трех положениях:
1) уничтожение наемного труда при помощи кооперативной производительной ассоциации;
2) социализация земельной ренты при помощи земельного на-лога;
3) ограничение неравенства богатства при помощи ограничения права наследования.
Заметят, что эта троякого рода реформа вполне удовлетво-ряет поставленным Стюартом Миллем условиям, ибо она не только не противоречит индивидуалистическому принципу, а, наоборот, ставит своей целью усиление его во всех трех указан-ных выше пунктах; она не предполагает никакого принужде-ния по отношению к отдельному лицу, а, наоборот, стремится к эмансипации его. Проследим вкратце каждую из этих ре-форм.
1. Режим наемного труда представляется Стюарту Миллю раз-рушительным для индивидуальности. Почему? Потому что он убивает в человеке всякий интерес к продукту его труда и, следова-тельно, уже осуществляет для большинства людей как раз то, в чем индивидуалисты упрекали коммунизм, который, по их мнению, хочет осуществить это для всех.
Вот почему следует заменить его "такой формой ассоциации, которая, как можно надеяться, станет в конце концов преобладаю-щей, если человечество будет продолжать прогрессировать, и не та-кой, какая существует ныне между капиталистом в качестве главы предприятия и наемниками без всяких прав в управлении, но ассо-циацией самих рабочих на правах взаимного равенства, с общим вложенным в предприятие капиталом и под руководством избира-емых и отзываемых самими рабочими правителей"10. Этот коопе-ративный идеал, называемый им "благородным идеалом", Милль заимствовал не от Оуэна, а от французского ассоциационистического социализма, который проповедовал его и довел до блестяще-го и мимолетного расцвета в 1848 г. Известно, что не один Стюарт Милль соблазнился кооперативной производительной ассоциа-цией: ниже мы увидим, что английское движение, известное под названием христианского социализма, непосредственно вдохнов-лялось ею.
Однако Стюарт Милль достаточно долго жил, чтобы видеть од-новременно и упадок кооперативной производительной ассоциа-ции во Франции, и подъем кооперативной потребительской ассо-циации в Англии. Но этот контраст, по-видимому, не подсказал ему необходимости изменить свою концепцию производительной кооперации как средства эмансипации". Впрочем, тем или иным путем, но эмансипация всегда является делом рук "самих" трудя-щихся.
2. Рента, которую Рикардо и его ученики принимали за естест-венный или даже необходимый феномен, представлялась Стюарту Миллю также анормальным явлением, стоящим в противоречии как с индивидуализмом, так и с наемным трудом, хотя и с различ-ных точек зрения, поскольку она отводила некоторым людям то, что не было результатом их индивидуального труда, тогда как ис-тинный индивидуализм отводит каждому результат его собствен-ных действий - cuique suum" (каждому свое). Будет ли этот доход обязан своим происхождением сотрудничеству природы, как дума-ли физиократы и Адам Смит, или густоте народонаселения, как думали Рикардо и Мальтус, или счастью и социальным условиям, как учил Сениор, - в любом случае и в силу именно принципа "каждому продукт его труда" его следовало отдать общине. Не было ничего легче, чем сделать это, прибегнув к поземельному налогу, поднимающемуся до нормы, достаточной для того, чтобы погло тить ренту, и взимаемому периодически по мере роста последней. Величественная идея, заимствованная, впрочем, Стюартом Миллем у его отца и пригнавшая целую школу экономистов к приста-ни социализма!
Но зародившееся от этой идеи конфискации ренты движение стоит подвергнуть изучению особо, и это будет уместнее сделать дальше, в главе, посвященной этому вопросу.
Впрочем, в ожидании реализации этой несколько революцион-ной реформы Стюарт Милль ограничился бы более скромной ре-формой, которая подобно кооперативной производительной ассо-циации ему была подсказана тем, что он видел во Франции, - рас-пространением мелкой крестьянской собственности. Со времени путешествия Артура Юнга по Франции у англичан стало модой ув-лекаться французским крестьянином. Главные выгоды, приписы-ваемые Стюартом Миллем мелкой собственности, заключаются в следующем: своим распространением она нейтрализует неспра-ведливости, проистекающие от ренты, она сохраняет независимого производителя от упадка и перехода в состояние наемничества, она развивает личную инициативу и интеллигентность земледельца, а главным образом энергично взнуздывает естественную тенденцию к безрассудному размножению населения!
Остается отметить, что Милль сообщил свою любовь к кресть-янской собственности - прекрасной французской paysanerie, как стали ее называть с того времени, - всей английской радикальной партии. Его влиянию обязаны законы (Small Holding Act's) о мел-ких земельных участках, последовательно издаваемые в Англии с конца XIX столетия с целью создания островков мелкой собствен-ности среди крупных латифундий лендлордов.
3. И наконец, древнее право наследования, передающее отдель-ным лицам не произведенное ими богатство, не менее ренты шо-кирует Стюарта Милля (мы видели, что у Сениора то и другое со-ставляет одно целое и носит одно общее название) и представляет-ся ему не менее, чем рента, противным хорошо понятому индиви-дуалистическому принципу и даже закону свободной конкуренции, поскольку оно ставит конкурентов в далеко не одинаковые условия. В этом отношении Стюарт Милль - и он не скрывает этого - ис-пытал на себе влияние сенсимонистов и от них перенял отвраще-ние к "случайности рождения".
Однако в случаях наследования по завещанию он встретился с серьезным затруднением: свободное распоряжение своим имуще-ством при жизни и даже после смерти есть, может быть, благород-нейший атрибут индивидуальности, поскольку оно есть отражение воли умершего. Стюарт Милль очень остроумно выходит из этого затруднения: он уважает право распоряжения собственника и огра-ничивает право приобретения у наследника, и этот последний не может получить имущества свыше определенной суммы. Завеща-тель сохраняет свободу отдавать или завещать кому угодно, ноне тому, у кого уже есть достаточная доля богатств. Из всех предло-женных Стюартом Миллем решений последнее является, очевид-но, по существу наиболее социалистическим, но он представля-ет его скорее в форме догадки, чем в форме положительного проекта.
* * *
Стюарт Милль мог бы занять место в главе, посвященной нами пессимистам, ибо он в известных отношениях из их школы, а именно в том отношении, что экономические явления представля-ются ему с мрачной стороны. Не только, как мы уже видели, закон народонаселения ему представляется чреватым опасностями для рабочего класса в будущем, не только закон убывающего плодоро-дия, т.е. фатального уменьшения необходимых для существования продуктов, представляется ему "важнейшим в экономической нау-ке" положением, но и более того: меланхолическими размышлени-ями насчет иллюзий прогресса изобилуют его книги, например сле-дующее часто цитируемое размышление: "Сомнительно, чтобы все механические изобретения укоротили время ежедневного труда для какого-нибудь человеческого существа". И точно так же в одной величественной картине, открывающей будущее обществ, он рису-ет "реку человеческой промышленности, впадающую в конце кон-цов в стоячее море".
Стоит несколько остановиться на этой идее стационарного состояния, хотя и возникшей до Милля, но являющейся одной из самых характерных идей его произведения. В конце концов именно в ней следует искать его решение социального воп-роса.
Экономисты, и особенно Рикардо, как мы видели, учили, что за-кон постепенного падения прибыли связан с законом убывающего плодородия, и думали, что падение прибыли будет продолжаться до тех пор, пока не приостановится образование новых капиталов12. Подхватив эту теорию в той стадии, в какой она была оставлена экономистами, Стюарт Милль сделал из нее вывод, что, поскольку промышленность по необходимости ограничена капиталом, она не сможет расти, раз количество капитала останется неизменным. В таком случае будет необходимо, чтобы и население осталось неиз-менным, и. таким образом остановится все экономическое движе-ние. Но, - и это делает теорию особенно привлекательной, - если Стюарт Милль ужасается этой перспективе с точки зрения эконо-мической, то он восхищается ею с точки зрения моральной. "Она была бы предпочтительнее современного состояния", - говорит он. Почему же? Потому что поток человеческой энергии, по его мнению, не иссякнет из-за этого, а только изменит свое ложе и направится оплодотворять иные поля. Он думает, что в тот день, когда люди устанут проводить свою жизнь "в погоне за долларами и в воспитании ловцов долларов", они перейдут к удовольствиям высшего порядка. Словом, он надеется, что все то, что будет потеряно для экономического прогресса, будет вы-играно для прогресса морального и что при таком умиротворении желаний будет решено то, что называется социальным вопросом, или, лучше сказать, он и вовсе не будет поставлен. И я не ви-жу, что лучше этого могли бы предложить реформаторы даже в на-стоящее время.
