После смерти Кейнса (1946 г.) Харрод остался, можно сказать, старейшиной британских экономистов. Монументальная биография Кейнса и новаторские работы в области экономической динамики, опубликованные им в последующие годы, утверждали этот его статус. Он искал ответ на коренной вопрос макроэкономики: какие условия обеспечивают устойчивый экономический рост и что мешает такому росту.

Кейнс стал к концу жизни лордом (членом парламента). Харрод довольствовался титулом баронета, давшим ему право именоваться "сэр". Не знаю, как он относился к этому, но полагаю, что с некоторым юмором.

Во второй половине 50-х гг. группа энтузиастов в Москве организовала и, что важнее, "пробила" через этажи цензуры издание в русском переводе серии трудов наиболее значительных западных экономистов. Среди них была книга Харрода "К теории экономической динамики". В ней ставилась задача разработать на послевоенный период стратегию экономического роста, исключающую характерную для 30-х гг. депрессию и стагнацию.

Харрод был доволен тем, что его издали в Москве (это он сам мне говорил). Позже он интересовался возможностью перевода другой его книги - о международных финансах. Я хлопотал об этом в издательствах, но безуспешно.

Книги западных экономистов снабжались предисловиями, одно из предназначений которых состояло в том, чтобы "нейтрализовать" влияние автора на советского читателя. Эти предисловия писались по определенному рецепту, который дозировал анализ и критику. В предисловии к "Экономической динамике" Харрод был назван твердолобым консерватором. Но кто-то устно перевел это место Харроду, не знавшему русского языка, не правильным английским эквивалентом diehard, а возможным вариантом tough-headed, tough-sculled. Вместо принципиального консерватора (кстати, Харрод до войны был активным либералом) он был назван тупым (тупоголовым) консерватором.

Когда в 1965 г. Харрод приехал в Москву, первое, что я услышал от него на встрече с советскими учеными, был шутливый, но и обиженный вопрос: я не отрицаю, что я теперь консерватор, но почему тупой? Не помню, кто и как отвечал ему. Может быть, никто и никак.

Иностранцы склонны думать, что Московский университет - это русский Гарвард или Кембридж, и стремятся побывать там, встретиться с профессорами и студентами. Мне трудно судить о естественных науках (хотя я знаю, что мои друзья - физики и биологи - скептически восприняли бы такое утверждение). Но общественные науки в Московском университете пришли за сталинские и постсталинские десятилетия в полный упадок, стали жертвой догматического марксизма, гонения на всякое инакомыслие, всеобщего конформизма. Отрыв советской экономической науки от мировой достиг на экономическом факультете университета крайних размеров и сохраняется до сих пор.

Аудитория, собравшаяся на лекцию в старом, классической архитектуры здании университета напротив Кремля (с тех пор экономический факультет дважды переезжал в новые здания), была совершенно не готова к теме и языку лекции. К языку - буквально. Когда переводчик безнадежно запутался в формулах и условиях роста и публика стала терять терпение, я попробовал взять на себя его обязанности. Совместными с лектором усилиями нам удалось довести дело до более или менее благополучного конца.

Мы должны были встретиться с Харродом летом 1973 г. на симпозиуме, посвященном 250-летней годовщине рождения Адама Смита, в родном городе шотландского мудреца - Керколди. Этому помешали советские бюрократы и секретные службы, решившие, что ехать мне туда не следует (причем за несколько дней до отъезда), поставив меня в весьма неловкое положение перед организаторами конференции во главе с сэром Роем.

В опубликованной стенограмме симпозиума Харрод говорит, что "весьма типичным образом" отказ русского участника выяснился очень поздно, а обращение в Академию наук с просьбой заменить его кем-либо осталось без ответа.

Многие советские ученые могли бы рассказать о подобных неприятностях. Говорят, был такой анекдотичный случай. Двое молодых ученых получили приглашение на какую-то конференцию по проблеме, в которой они были специалистами и имели работы. Сомневаясь, что Академия наук пошлет, а КГБ и ЦК пропустят их одних (как людей непроверенных), они попросили организаторов конференции прислать приглашение также директору института и секретарю партийного комитета, хотя те были далеки от этой проблемы. Накануне предполагаемого отъезда выяснилось, что эти два начальника поедут, а молодых ученых "зарубили" (такой был - да и есть - "технический термин").

После эпизода с симпозиумом в Шотландии, успешно прошедшим без меня, наши отношения с Харродом расстроились, а через несколько лет он умер.

Сэр Рой Харрод был джентльмен. Не только внешне - характерный тип пожилого английского джентльмена с несколько старомодными манерами. Но и по своему духовному и культурному облику. В Москве, среди людей, чуждых ему по взглядам и навыкам, он сохранял неизменный такт и юмор. Сейчас я перечитал стенограмму симпозиума в Керколди, где он председательствовал, и по его репликам живо представил себе его. Если бы я был там, наверно, мог бы рассказать теперь что-нибудь интересное. Ведь на симпозиуме выступали с докладами проф. Гэлбрейт, председатель Федеральной резервной системы Артур Ф. Берне и другие заметные люди.

Человеческая жизнь имеет много определений. Одно из них: жизнь есть цепь потерь и упущенных возможностей...