Петербургский период был периодом становления Н. Д. Кондратьева как личности, формирования его научных интересов, приобщения к вершинам мировой науки и культуры. Именно благодаря годам учения в Петербурге в полной мере созрел и отшлифовался его исследовательский талант, который с такой мощью развернулся в 20-е годы.
В Петербурге Кондратьев оказался в 1908 г. Здесь он поступил на Санкт-Петербургские общеобразовательные курсы А. С. Черняева, сыгравшие очень важную роль не только в его подготовке к поступлению в университет, но и в более широком плане-в его духовном и нравственном развитии в целом.1
После окончания Черняевских курсов весной 1911 г. Кондратьев успешно сдал экзамены за гимназический курс в Костромской гимназии. Полученное им свидетельство о том, что он успешно выдержал "испытание зрелости", подписанное членами испытательной комиссии указанной гимназии 6 июня 1911 г., в соответствии с действовавшим уставом гимназий и прогимназий давало ему право на поступление в университет. 12 июля 1911 г. Кондратьев написал заявление на имя ректора Петербургского университета с просьбой о зачислении его "в число действительных студентов юридического факультета".2 С сентября 1911 г. Кондратьев-студент этого факультета.
В те годы Петербургский университет был крупнейшим в стране учебным и научным центром. В нем была сосредоточена 1/4 часть общего количества студентов, обучавшихся накануне первой мировой войны в восьми существовавших в то время российских университетах. Юридический факультет был самым большим из четырех факультетов университета,3 половина студентов Петербургского университета училась именно на нем. В состав факультета входило 13 кафедр, в том числе кафедра политической экономии и статистики, к которой более всего тяготел Кондратьев.
В 1910-е годы в Петербургском университете работали многие крупнейшие ученые, прославившие русскую науку в Европе и во всем мире, такие, как приват-доцент М. И. Туган-Барановский, которого Кондратьев называл "выдающимся ученым, блестящим писателем, своеобразным и гуманнейшим человеком, ярким представителем высших достижений современной духовной культуры, человеком, который своей жизнью и работой провел заметную борозду в общественной мысли";4 профессор Л. И. Петражицкий, по словам П. А. Сорокина, "возможно, крупнейший в XX веке ученый в области права и морали";5 выдающийся русский историк и социолог, академик А. С. Лаппо-Данилевский; всемирно известный русский социолог, историк, правовед и этнограф, академик М. М. Ковалевский.
Именно эти и ряд других ученых Петербургского университета, представлявшие цвет отечественной общественной науки того времени, способствовали формированию таланта Кондратьева как экономиста мирового класса.
Благоприятные условия для этого создавала и существовавшая в Петербургском университете того периода система обучения. Она пре доставляла студентам большую самостоятельность и в то же время предъявляла к ним высокие требования, являясь в этом смысле весьма жесткой. От студентов не требовалось обязательного посещения лекций и семинаров, различного рода контрольные опросы на гуманитарных факуль-гетах также практиковались очень редко. Зато на экзаменах необходимо было продемонстрировать обширные и глубокие познания. Студентов, не сумевших сдать экзамены, автоматически исключали из университета. Администрация университета и факультетов не интересовалась тем, как студенты приобретают знания, необходимые для того, чтобы сдать экзамены. Она исходила не из того, что эти знания могут быть получены только посредством регулярного посещения учебных занятий и проведения частых проверок, а из того, что для различных студентов приемлемы и целесообразны разные способы и методы овладения знаниями.
Такая система обучения создавала широкие возможности для расцвета таланта способных студентов. Друг и однокашник Кондратьева Сорокин вспоминал, что он посещал лишь те учебные занятия, на которых излагалась оригинальная теория, не успевшая получить отражение в публикациях, причем ее глубокое изучение было важно для него. В целом он посещал лишь половину всех учебных занятий в университете. Все же остальные учебные курсы он изучал с огромной экономией времени по заслуживавшим доверия источникам, в том числе по работам самих преподавателей, если эти работы стоили того, чтобы их изучать. Например, даже знаменитый курс под названием "Общая теория права и морали", который профессор Петражицкий читал три раза в неделю в течение всего академического года, Сорокин изучил по его работам всего за две недели, а затем успешно его сдал. Лекции же Петражицкого, при всем глубоком уважении к нему, он не посещал. Думается, также распоряжался своим временем и Кондратьев.
Один и тот же учебный курс в университете могли читать разные ученые. В этом случае студент сам выбирал того преподавателя, которому отдавал свое предпочтение. И выбирали студенты не всегда профессоров. Например, на юридическом факультете курс политэкономии читали профессор П. И Георгиевский и приват-доцент М. И. Туган-Барановокий. Большинство студентов записывалось на курс М. И. Туган-Барановокого, хорошо понимая, что он более крупный теоретик и педагог.6
Важнейшую роль в формировании самостоятельности научного мышления студентов играла система семинариев, просеминариев и научных кружков. В них под руководством крупных ученых подготавливались, зачитывались и oбcyждaлиct студенческие научные доклады. Велись жаркие споры и дискуссии, студенты получали возможность личного общения с крупными деятелями науки. Это создавало совершенно особую атмосферу научного поиска, вовлекало студентов в борьбу различных научных школ и направлений, способствовало усвоению ими высокой культуры научных исследований, втягивая их; тем самым в большую науку.
Активнейшее участие в работе многочисленных семинариев, просеминариев и научных кружков принимал и Н. Д. Кондратьев. Уже на первом курсе он попал под обаяние личности М. И. Туган-Барановского, работая под его непосредственным руководством. "Своим любимым учителем" называл Н. Д. Кондратьев М. И. Туган-Барановского. Характеристике его личности и творческого пути он посвятил две специальные работы. В одной из них он прямо писал, что "считает себя одним из ближайших учеников" М. И. Туган-Барановского.7
Н. Д. Кондратьев слушал курс его лекций по политэкономии. В просеминарии, посвященном изучению общего курса политэкономии, которым руководил М. И. Туган-Барановский, он уже осенью 1911 г., т. е. в первом полугодии своего пребывания в университете, выступил с докладом "Телеологические элементы в политической экономии".8 Тема этого доклада была избрана, несомненно, под влиянием Туган-Барановского, который, будучи одним из наиболее ярких представителей неокантианской методологии в русской политэкономии, особое внимание уделял применению излюбленного неокантианцами телеологического принципа. Именно на этой основе базировалось его учение о социализме. От этих же методологических позиций Туган-Барановский отталкивался и в своих "Основах политической экономии". Именно по данному учебному пособию Кондратьев изучал политэкономию на первом курсе университета.9
Содержание доклада Кондратьева "Телеологические элементы в политической экономии" неизвестно. Но в 20-х годах он весьма критически оценивал использование Туган-Барановским идеи верховной ценности человеческой личности в качестве критерия отбора наиболее важных признаков экономических и социальных явлений, т. е. постановку в самое основание социальной науки определенной этической идеи. "Ни стремление распространить принцип телеологического образования понятий на все науки, ни попытку положить в основание конструирования, в частности, социально-экономических наук еще более шаткую этическую, практическую идею нельзя признать. У М. И. научно обоснованными".10
Тем не менее он очень высоко отзывался о гуманистическом содержании и направленности концепции "этического социализма" Туган-Барановского. "Поскольку спорной казалась нам необходимость вводить этическое начало в области теоретических изысканий, постольку несомненным представляется, что только идеал абсолютный, только идеал, открывающий перспективу бесконечного развития и имеющий в основе своей идею личности и человечества, в состоянии дать нам надлежащий критерий и служить настоящей путеводной звездой в творчестве всегда временных и преходящих форм общественной жизни. В основе своей здесь М. И., несомненно, стоял на правильном пути (курсив мой.-Л. Ш.) Правильным представляется нам и самый метод подхода его к оценке социалистического строя как возможной ступени общественного развития. Только под условием, что социалистический строй приближает нас к идеалу общества свободных людей, только в той форме, в какой он действительно и наиболее приближает нас к этому идеалу, М. И. принимает и морально оправдывает социализм. Но у нас дальше возникают сомнения и вопросы. М. И. исходит из глубокой веры, что социализм действительно в состояния приблизить нас к этому идеалу. Может быть, это и так. Но на чем основана эта вера? На чем основана вера что социализм органически может и в состоянии привести к расцвету и большему высвобождению личности, к обогащению духовной и материальной культуры? На чем основана вера, что социализм, в особенности централистический, органически не враждебен личной свободе, личному праву? Вот вопрос, который надлежало бы подвергнуть анализу,-вопрос, который ходом современных событий выдвигается с чрезвычайной остротой. Вот вопрос, мимо которого прошел М. И. Задача грядущего поколения - разрешить его (курсив мой. - Л. Ш.)"11 Последующие десятилетия советской истории, в том числе и личная судьба Н. Д. Кондратьева, ясно показали, сколь основательными были эти сомнения.
Подвергая сомнению некоторые аспекты учения М. И. Туган-Барановского о социализме, Н. Д. Кондратьев в то же время защищал это учение от вульгаризации. "Может показаться,-писал он в 1923 г.,-что современная русская действительность является злой иронией над предсмертными идеями М. И., над его верой в социальный идеал и верой в социализм как ближайший этап к нему. Но это мнение было бы ошибочно. М. И. приветствовал социализм в силу его прогрессивного значения, в силу того, что он приближает нас к высокому общественному идеалу общества свободных людей. Но он горячо предостерегал от злоупотребления социализмом (курсив мой.-Л. Ш.). Если для социализма нет необходимых предпосылок, если эгоистическая мотивация человеческого поведения и труда не успела замениться мотивацией, основанной на чувствах солидарности, долга и склонности к труду, то социализм, думал он, приведет не к свободе, не к благополучию, а к нищете, не приблизит нас к идеалу, а отступит от него". Целиком солидаризируясь с этими предостережениями Туган-Барановского и оценивая через их призму социальный опыт, накопленный к 1923 г., который не был известен Туган-Барановскому, Кондратьев добавлял от себя: "Это (т. е. то, от чего предостерегал Туган-Барановский.-Л. Ш.) мы и наблюдаем теперь у нас".12
В занятиях со студентами Туган-Барановский особенно большое внимание уделял изучению "Капитала" К. Маркса. В частности, ом руководил работой специального просеминария, посвященного изучению I тома "Капитала". Занятия этого просеминария происходили регулярно, один раз в две нежели.
Посещал Кондратьев и кружок политической экономии, работой которого руководил Туган-Барановский. За первые полтора года обучения Кондратьева в этом кружке были заслушаны и обсуждены 12 докладов. В заседаниях кружка участвовали 150-200 студентов. В этом кружке, а также в просеминарии, посвященном изучению общего курса политэкономии, обсуждались студенческие доклады по таким темам, как "Теория ценности Карла Mapкca", "Кант и Маркс" и др.13 Вопросы о роли телеологического метода в политической экономии, о соотношении аксиологии и политэкономии в той или иной связи обсуждались во многих докладах, что не было какой-то случайностью, ибо указанные вопросы в то время самим объективным ходом развития науки выдвигались на первый план, и Туган-Барановский как ученый, необыкновенно чутко реагировавший на новейшие тенденции в развитии политэкономии, углубленно разрабатывал данную тематику, привлекая к ее изучению своих студентов.
Отношение Н. Д. Кондратьева к марксизму было более критическим, чем у Туган-Барановского. Так, в 1923 г. он писал: "На социологических построениях М. И., несмотря на введенные им изменения, все же лежит печать примитивности марксистских социологических теорий".14
Туган-Барановский, как магнит, притягивал к себе студентов. По словам Кондратьева, "студенчество теснилось к его кафедре. М. И. находился с ним в очень тесной духовной связи. Этому способствовали в особенности кружки и семинарии, которые работали под его руководством. Можно с уверенностью оказать, что многие и многие, вспоминая свою студенческую жизнь в Петрограде, с большим вниманием и любовью вспомнят и ту напряженную умственную работу, интеллектуальный. подъем и волнение, которые пережили в упомянутых кружках. Достоинством этих кружков было то, что М. И. давал почти неограниченную свободу умственному творчеству молодежи. Он менее всего склонен был подавлять ее своим авторитетом и ученостью. Как правило, свободный выбор тем, свободная трактовка их, свободная критика господствовали в кружках М. И. Вот почему там можно было слышать доклады и о теории стоимости, и о теории ренты, и наряду с этим-доклады о природе социологии как науки, о понятиях равенства и свободы, о социологии славы т. д. Там можно было наблюдать напряженную борьбу направлений".15
Кондратьев не терял связей с Туган-Барановским и после ухода последнего из университета. В 1914 г. в сборнике под редакцией Туган-Барановского была опубликована статья Кондратьева "Основные учения о законах развития общественной жизни". Подвергнув критическому анализу и систематизации важнейшие учения о законах общественного развития, Кондратьев подчеркивал огромную методологическую значимости деления законов общественной жизни на "абстрактные" и "эмпирические". Отмечая, что "характер необходимости, которые обладает абстрактный закон, в гносеологическом отношением ставит его неизмеримо выше закона эмпирического", он в то же время писал: "Эмпирический закон... основан лишь на обобщении из эмпирического опыта, и мы не можем полагаться на его необходимость. Но если опыт, лежащий в основании эмпирического закона, будет очень устойчивым и частым, то этот закон получает колоссальное познавательное значение и служит могучим орудием предвидения. В этом отношении oн становится выше абстрактного закона".16
Концепция эмпирических законов, получившая методологическое обоснование уже в рассматриваемой студенческой статье, широко использовалась им в последующих зрелых работах, таких, как статья "План и предвидение", доклад "Большиe циклы экономической конъюнктуры" и др.
Будучи, бесспорно, самым крупным специалистом в области политэкономии в университете, популярность которого в студенческой среде и среди коллег была огромной, Туган-Барановский так и не стал профессором университета. Правда, в 1913 г. Ученый совет университета избрал его на эту должность, но данное решение не было утверждено печально известным министром просвещения Л. А. Кассо, для которого Туган-Барановский был человеком слишком левых убеждений. "Михаил Иванович, - вспоминал Кондратьев, - с болью в душе покидает университет".17
Работая в просеминариях и в кружке политэкономии, руководимых Туган-Барановским, Кондратьев пользовался консультациями и помощью С. И. Солнцева-хранителя учрежденного в 1907 г. Экономического кабинета. Интересно отменить, что на 1 января 1913 г. в Экономическом кабинете было более 3000 книг.18
После ухода из университета Туган-Барановского руководителем кружка политэкономии стал С. И. Солнцев, который в 1912 г. защитил магистерскую диссертацию. Любопытно, что занятия в кружке проводились по субботам с 19 до 22 часов в помещении Экономического кабинета. К занятиям Солнцев допускал лишь тех студентов, которые уже прослушали курс политэкономии и обладали достаточной подготовкой. В своем отчете о работе кружка Солнцев включил Кондратьева и его друга Сорокина в число восьми студентов, принимавших особо активное участие в его деятельности.
Занятия кружка были посвящены вопросу влияния марксизма на современную экономическую теорию. План его работы был построен таким образом, чтобы вначале рассмотреть социологическую, методологическую, философскую и этическую концепции марксизма и только затем детально разобрать марксистское экономическое учение. 26 января 1913 г. на заседании кружка был заслушан доклад Кондратьева "Социологическая концепция марксизма". Речь в нем шла об объекте изучения социологии и определении этой науки, о теории факторов, о роли личности в истории и теории классов, о теории прогресса, об идеологии и об отношении марксизма к телеологии. Доклад обсуждался на трех последующих заседаниях кружка в феврале и марте 1913 г.
В осеннем семестре 1913 г. на практических занятиях по политэкономии, которые проводил Солнцев, были заслушаны и обсуждены доклад Кондратьева "К вопросу о методологии общественных наук. Субъективная школа в социологии", а также совместный доклад студента историко-филологического факультета И. А. Боричевского и Кондратьева "Хозяйство и, общество (по книге П. Б. Струве)".19
В 1915 г. кружком политэкономии на юридическом факультете Петербургского университета вместо Солнцева, который к тому времени был назначен исполняющим должность ординарного профессора Томского университета, руководил приват-доцент В. В. Святловский. Под его руководством в кружке был подготовлен и затем обсужден доклад Кондратьева на очень актуальную для того времени тему "Война и народное хозяйство".20 Таким образом, с момента поступления в университет и вплоть до его окончания Кондратьев активнейшим образом работал в кружке политэкономии.
С 1913 г. Н. Д. Кондратьев занимался в историческом кружке и в семинарии по теории исторического знания, которыми руководил академик А. С. Лаппо-Данилевокий. Здесь он также сделал ряд докладов. В 1913 г. в кружке был заслушан и обсужден его доклад "Умирание устно-коллективной народной поэзии при свете социологии и психологии творчества". По материалам этого доклада в 1914 г. в 19-м томе издававшегося под редакцией профессора Н. И. Кареева сборника Исторического общества при Императорском Санкт-Петербургском университете "Историческое обозрение" была опубликована статья Кондратьева "Разложение устно-коллективной поэзии". Автор статьи проявил глубокое знание основ и актуальных: проблем филолог0ической науки, хотя предметом его исследования являлись социологические аспекты этих проблем. Говоря о данной статье, нельзя не подивиться широте научных интересов молодого Кондратьева.
В весеннем семестре 1914 г. на занятиях кружка разбирались главнейшие теории ценности. Кондратьев посвятил свой доклад теории ценности видного немецкого философа и психолога, представителя баденокой школы неокантианства, профессора Фрейбургокого, а затем Гарвардского университетов. Гуго Мюнстерберга.
Анализ трактовки Лаппо-Данилевским проблем теории и методологии истории содержится в двух работах Кондратьева.21 Дружеские связи с Александром Сергеевичем он сохранил вплоть - до его смерти, о чем, в частности, свидетельствуют письма Кондратьева к нему, относящиеся к 1918-1919 гг., последнее из которых было написано за месяц до кончины Лаппо-Данилевского.22
К таким проблемам, как соотношение целесообразности, необходимости и случайности, соотношение "чисто теоретических" и "практически-оценочных" суждений, номография и идиография в социально-экономических науках, интерес у Кондратьева возник еще в университете под влиянием Туган-Барановского, Лаппо-Данилевского, а также Петражицкого (Кондратьев работал в кружке Петражицкого по философии права). Так или иначе они затрагивались им во многих его произведениях 20-х годов, получая в них более конкретное преломление. В самой последней его работе, написанной в начале 30-х годов в условиях тюремного заключения, он вновь возвратился к данной тематике, которая как лейтмотив проходит через все его творчество, и в контексте указанных проблем дал здесь развернутое изложение и обоснование своей позиции по многим важным методологическим вопросам политэкономии.
М. М. Ковалевский был крупнейшим русским социологом начала XX в., убежденным сторонником преподавания социологии в высшей школе. В Петербургском университете, однако, он не мог не только создать кафедру, тем более факультет социологии (подобные попытки предпринимались Петербургским и Московским университетами с конца XIX в.), но даже добиться разрешения на чтение курса по социологии. Что было связано с официальной позицией царского правительства по данному вопросу. "Меня менее поразило бы,- писал он, - известие, что в Нанкине или Пекине создана кафедра социологии, чем слух о том, что г. Кассо затевает тасую реформу в Москве или в Петербурге".23
В Петербургском университете Ковалевский читал спецкурс Государственное право иностранных держав". В 1912/13 учебном году этот спецкурс слушал Кондратьев.24 Видимо, уже тогда выдающийся русский ученый обратил внимание на талантливого ученика и стал приобщать его к изучению социологических теорий и к социологическим исследованиям.
Кафедру общей социологии - первую и единственную в царской России - удалось создать лишь в открывшемся в 1908 г. в Петербурге частном Психоневрологическом институте, который возглавил выдающийся русский ученый В. М. Бехтерев. Ковалевский вместе с Е. В. Де Роберти стал во главе этой кафедры. Институт издавал журнал "Вестник психологии, криминальной антропологии и педологии", который с 1911 г. занял ведущее место среди периодических изданий в области социологической мысли в России. В этом журнале Кондратьев (как и Сорокин) в студенческие годы опубликовал множество своих рефератов различных книг русских и зарубежных авторов, в основном по вопросам социологии (в том числе рефераты трех первых из изданных кафедрой общей социологии Психоневрологического института выпусков сборника "Новые идеи в социологии" под редакцией Ковалевского и Де Роберти), но также и по вопросам философии и политэкономии.
В последнем, четвертом сборнике "Новых идей в социологии" была опубликована статья Кондратьева "Генрих Кунов о происхождении и развитии религии". В ней обосновываются и развиваются основные выводы Кунова по этому вопросу, сводящиеся к тому, что религия - феномен общественный и что она развивалась от культа духов к тотемизму и даже к культу природы.25
Позже Кондратьев и Сорокин становятся секретарями Ковалевского. Когда в конце 1915 г. Ковалевский тяжело заболел, оба его ученика не покидали его, "и он умирал, как и жил, прежде всего учителем".26 А после смерти ученого Кондратьев опубликовал две статьи, посвященные характеристике его личности и одного из аспектов его научной деятельности, а также библиографию произведений Ковалевского, которой исследователи его творчества пользуются до сих пор.27 Весной 1916 г. Кондратьев вместе с Сорокиным участвовал в учреждении Русского социологического общества имени М. М. Ковалевского, которое, однако, просуществовало недолго.
О том, сколь глубокое воздействие на Кондратьева оказал Ковалевский - и сколь высоко он его ценил, можно судить по статье Николая Дмитриевича, посвященной Ковалевскому и опубликованной в журнале "Вестник Европы" через два месяца после его смерти. Это был тот самый журнал, который с 1908 г. вплоть до самой смерти издавал Ковалевский. Кондратьев характеризует здесь Ковалевского как "одного из самых видных и любимых учителей русской интеллигенции. Труды Ковалевского по различным вопросам социологии становятся до известной степени руководящими в образовании и самообразовании русской интеллигенции. Его общественные выступления ориентируют ее в вопросах текущей политики". Непосредственно принадлежа к эпохе 70-х годов XIX в., Ковалевский, по словам Кондратьева, "глубоко понимал наше поколение, был близок нам, был нашим учителем, как был учителем и ближайших ему поколений".28 Он как бы символизировал своей личностью связь поколения семидесятников с позднейшими поколениями. Кондратьев отмечал глубокий демократизм и гуманизм Ковалевского. Характеризуя его как ученого, Кондратьев особенно выделял - и это потом становится одной из важнейших особенностей научного стиля самого Кондратьева - его дар исследователя-аналитика, его "чуткость к фактам". "Научная работа сводилась для него, в конце концов, к работе над материалом и фактами. Он нередко делал обобщения и строил гипотезы, но высшим судьей, которому М. М. оставался подсудным всю свою жизнь, был для него все-таки факт".29 И для самого Кондратьева именно факт всегда был высшим судьей.
Как и многие, кто знал Ковалевского, Кондратьев особо выделял такие его качества, как внутренняя свобода и терпимость к взглядам, отличным от его собственных или даже противоположным им. "Внутренняя свобода - вот источник той удивительной ,,теплоты" и ласкающей ,,мягкости", с какой он относился к людям; вот та духовная сила его личности, которою он глубоко и благотворно влиял на учеников".30
Находясь в постоянном общении с Кондратьевым, Ковалевский оказывал непосредственное воздействие на его личные планы и решения. Так, он советовал ему не разбрасываться в научной работе (этот недостаток, действительно, был присущ молодому Кондратьеву, хотя тут были и положительные стороны) . В частности, он не одобрял его планов выехать из России для изучения творчества старых итальянских экономистов.
Говоря об огромном влиянии Ковалевского на современников, Кондратьев отмечал, что "тайна этого влияния лежит не только в характере эпохи, не только в широких познаниях и таланте М. М., а также и, главным образом, в его удивительной, жизнерадостной и цельной личности, в ее неотразимом и глубоком моральном действии".31
Ковалевский оказал немалое воздействие на формирование не только социологических, ко и экономических взглядов Кондратьева, ибо он всегда проявлял самостоятельный интерес к политэкономии и истории хозяйства. Его ближайшими друзьями были такие крупные русские экономисты, .как А. И. Чупров и И. И. Янжул, и он поддерживал с ними оживленное научное общение. На Кондратьева не могли не оказать влияние широкая историческая постановка Ковалевским экономических вопросов, его отрицательное отношение к "отвлеченному мастерству", его отношение к марксизму и социализму. Но словам С. Котляревского, Ковалевский, "не будучи ни в какой мере марксистом . . . высоко ценил научное значение Маркса в области теоретической экономии и истории хозяйства. Вообще социализму, не как отвлеченной доктрине, а как общему уклону в развитии социальных и хозяйственных отношений, по его взгляду, принадлежит большое будущее".32
Активно способствуя всей своей не только теоретической, но и государственной и общественной деятельностью проведению в России широких и глубоких реформ, направленных на преодоление ее отставания от передовых стран Европы и Америки,. Ковалевский в то же время предостерегал против бездумного, механического заимствования чужого опыта. Реформы "часто вызываются иностранными образцами, но они только в том случае пускают в стране корни, когда не противоречат прямо всему тому наследию прошлого, которое слагается из верований, нравов, обычаев и учреждений известного народа".33 В другом месте он указывал: "Принимая свое произвольное заключение за научный вывод, легко временно навязать стране учреждения и нравы, переворот в которых стоил ей многих усилий и жертв, сжиться с которыми оно более не в состоянии иначе, как под условием отказа от своего прошлого- от своей истории".34
Этот принцип был хорошо усвоен Кондратьевым и учитывался им при решении социально-экономических проблем развития России, в частности, когда он писал об экономической бесперспективности крупных капиталистических хозяйств как таковых, в тех конкретных условиях, в которых находился аграрный сектор российской экономики накануне Октябрьской революции.
Центральной социологической проблемой во второй половине XIX - начале XX в. была проблема факторов социальных изменений. Основная тенденция в ее разработке состояла в осознании односторонности и вульгарности любой монистической теории факторов, признающей первенствующее значение за каким-то одним фактором (будь то техника производства, условия обмена, классовая борьба или что-то другое), понимаемым к тому же как нечто субстанциональное. В итоге своей научной деятельности и Ковалевский пришел к выводу о ненаучности подобных теорий. "По природе своей этот вопрос принадлежит к категории метафизических, - писал он. - В действительности мы имеем дело не с факторами, а с фактами, из которых каждый так или иначе связан с массою остальных, ими обусловливается и их обусловливает. Говорить о факторе, т. е. о центральном факте, увлекающем за собою все остальные, для меня то же, что говорить о тех каплях речной воды, которые своим движением обусловливают преимущественно ее течение... Социология в значительной степени выиграет от того, если забота об отыскании фактора, да вдобавок еще первичного и главнейшего, постепенно исключена будет из сферы ее ближайших задач, если в полном соответствии с сложностью общественных явлений она ограничится указанием на одновременное и параллельное воздействие и противодействие многих причин".35
Эта принципиальная теоретическая позиция Ковалевского, которую он сам назвал своей "заветной точкой зрения" была высоко оценена Кондратьевым в статье "Рост населения, как фактор социально-экономического развития в учении М. М. Ковалевского". В то же время он считал более правильным не "компромисс монизма и плюрализма", из которого исходил Ковалевский и суть которого состояла в принятии определенного "фактора" за отправной лишь в целях научной целесообразности и в возможности его замещения иным "фактором" в других исследованиях, а так называемую синтетическую точку зрения на развитие общества. Характеризуя ее, он писал: "Признавая всю огромную для общественной жизни роль внешней среды, биологических и психических способностей человека, она тем не менее рассматривает общество как развивающееся целое sui generis (курсив мой.-Л. Ш.) и развитие элементов ставит в связь с развитием целого. Только при этом условии элементы эти и представляются элементами чего-то единого и связного. Каждый элемент как бы взаимоотражается в других, и наоборот. Каждое социальное явление представляется характерным, симптоматичным для определенного состояния социального целого. Но если такова тенденция в учении о факторах, то М. М. Ковалевский в своих взглядах, очевидно, шел по уклону ее. Он не завершил эволюции своих взглядов, как не завершилось еще и учение социологии о развитии".36
Сам Кондратьев опирался на "синтетическую теорию общества" в своей последующей научной работе, в частности при разработке теории больших циклов конъюнктуры. Он считал, например, что, "строго говоря, мы не можем то или другое звено этого (большого.-Л. Ш.) цикла считать за причину всего цикла. Мы можем лишь сказать, что ритм больших циклов есть отражение ритма в процессе расширения основных капитальных благ общества... этот процесс расширения ритмичен.... потому, что он, будучи связан с процессом накопления и инвестирования капитала и протекая в конкретных условиях капиталистического общества, в силу проанализированного выше сцепления его элементов не может протекать непрерывно одним и тем же темпом".37
По выражению профессора С. К. Гогеля-коллеги Ковалевского по Психоневрологическому институту, Ковалевский был "знаменем, символом русской культуры и всех русских культурных начинаний".38 Он стоял в первых рядах тех ученых, которые вывели русскую общественную науку на мировой уровень. С другой стороны, он привносил в русскую науку и культуру европейские традиции и опыт. П. Н. Милюков отмечал "его двойную культурническую роль: европейца в России и русского в Европе и в Новом Свете".39 Естественно, весьма тесное общение с таким человеком в течение примерно трех с половиной лет не могло не наложить сильнейший отпечаток на научный и гражданский облик Кондратьева. От своего учителя Николай Дмитриевич, в частности, воспринял необычайную широту научных интересов, способность к синтезу самого разнообразного теоретического материала из различных областей знания, умение сочетать смелые гипотезы с детальнейшим и скрупулезнейшим обоснованием своих выводов, умение увидеть и использовать все рациональное и ценное из различных. даже противоположных, концепций, неприятие всякой предвзятой теории, отвлеченных схем, априорных построений. Это именно те черты, которые отличают ученых самого высокого" класса.
В годы, когда Кондратьев учился в Петербургском университете, только-только начало формироваться новое, математическое направление русской статистической науки. "Математическое направление у нас,-писал профессор Петроградского университета А. А. Кауфман,-пока еще не вышло из стадии усвоения того, что выработано западноевропейскою, и, в частности, английскою наукой, и даже в этой стадии не пошло дальше первых разрозненных опытов, не успевших сложиться" какое-либо определенное течение".40
Одним из пионеров этого новейшего для того времени течения русской статистической науки был М. В. Птуха, в последующем выдающийся советский специалист по общей теории: статистики и по демографии, действительный член АН УССР, член-корреспондент АН СССР, организатор и первый директор Института демографии АН УССР. В то время он был молодым преподавателем (ему не было и 30 лет), получившим основательную теоретическую подготовку под непосредственным руководством профессора Петербургского университета И. И. Кауфмана, а также профессоров Берлинского университета В. И. Борткевича и К. М. Баллода - выходцев из России. Профессор Борткевич (ученик профессора Петербургского университета Ю. Н. Янсона) был в то время крупнейшим специалистом по математической статистике.41 Вкус к этой науке, привитый Птухе Борткевичем, он пытался развить в своих учениках, в числе которых был и Кондратьев. Так, в осеннем семестре 1913 г. на практических занятиях по статистике, руководимых профессором И. И. Кауфманом, в группе приват-доцента Птухи был прослушан и обсужден доклад Кондратьева "Понятие математической вероятности и ее освещение субъективной и объективной школами".42
Нельзя не отметить, что без хорошего знания математической статистики Кондратьев не смог бы в последующем разработать теорию длинных волн конъюнктуры и обеспечить очень высокий уровень научного руководства Конъюнктурным институтом Наркомфина. Как отмечал в 1929 г. крупный русский экономист Б. Д. Бруцкус, работы этого института "представляют совершенно исключительную ценность не только на русский, но и на иностранный масштаб, и, конечно, наша дореволюционная статистика не может дать ничего такого, что с этими работами могло бы пойти в сравнение".43
В течение нескольких лет Кондратьев работал в семинарии и кружке по финансовому праву, которыми непосредственно руководил приват-доцент А. И. Буковецкий, а общее руководство осуществлялось профессором П. П. Мигулиным. Он сделал несколько докладов и по инициативе Буковецкого написал научный реферат о финансовой истории Кинешемского земства Костромской губернии. На основе этого реферата к концу 1913 г. была написана монография "Развитие хозяйства Кинешемского земства Костромской губернии". В связи с начавшейся войной эта монография была опубликована лишь в 1915 г. Именно она была принята Юридической испытательной комиссией в качестве сочинения, представление которого считалось необходимым для получения диплома 1-й степени. Данная работа Кондратьева получила высшую оценку комиссии.
После окончания Петроградского университета Кондратьев был оставлен при нем "для приготовления к профессорскому званию". Нельзя не отметить высокий уровень подготовки магистров и докторов наук в Петроградском университете в дореволюционное время. По свидетельству Сорокина, "требования к магистерской степени в российских университетах были значительно выше, чем к степени доктора философии (Ph. D. - Л. Ш.) в американских и немецких университетах".44
В целом, сопоставив системы обучения студентов и аспирантов в предреволюционном Петербургском - Петроградском университете и в американских университетах 60-х годов XX в., Сорокин сделал вывод о том, что система, существовавшая в Петербургском университете, была более свободной, плодотворной и благоприятной для творчества, чем господствовавшая в американских университетах система обязательного посещения лекций и частых мелочных проверок. "По-моему, - писал он,-наша (американская.-Л. Ш.) система является особенно вредной для способных студентов и аспирантов".45
Таким образом, в предреволюционные годы Петербургский- Петроградский университет с его первоклассными кадрами и прогрессивной системой обучения, способствовавшей максимальному раскрытию и развитию творческих задатков студентов, с первого курса вовлекавшей их в разнообразные формы научной работы, предполагавшей постоянное общение студентов с крупными учеными, переходившее в их сотрудничество и нередко в дружбу, обладал огромным потенциалом. Далеко не каждый университет может воспитывать из простых крестьянских парней, какими были Кондратьев и Сорокин, первоклассных ученых мирового уровня. И Кондратьев с Сорокиным были далеко не единственными выпускниками юридического факультета предреволюционных лет, прославивших университет. К сожалению, о многих из них мы еще очень мало знаем.
Будучи студентом университета, Кондратьев продолжал заниматься политической деятельностью .как активный член партии социалистов-революционеров. Это, однако, отнюдь не мешало сохранению и укреплению самых добрых отношений к нему со стороны профессоров и преподавателей, придерживавшихся иной политической ориентации. Известно, например, что Л. И. Петражицкий и А.А.Кауфман были одними из лидеров партии кадетов, кадетом был и М. И. Туган-Барановский. Ковалевский известен как один из основателей конституционно-монархической Партии демократических реформ, а П. П. Мигулин- как убежденный монархист. В. В. Святловскнй участвовал в социал-демократическом движении. Все они относились вполне лояльно к тому, что их любимые студенты были эсерами, полагая, что придерживаться левых политических взглядов - нечто нормальное для молодого человека. Они были совершенно свободны от политического фанатизма и нетерпимости.
Вспоминая через полвека о том, как жили он и его друзья (ближайшим из которых был, как отмечалось, Кондратьев), будучи студентами Петербургского университета, Сорокин писал: "В итоге моя жизнь (и жизнь моих друзей) в эти годы была насыщена событиями, увлекательна и исполнена смысла. Ни скука, ни ощущение пустоты или бесцельности жизни, ни страх перед враждебными силами не накладывали на нее сколько-нибудь заметный отпечаток. Это была богатая жизнь "per aspera ad astra" ("через трудности к высокой цели".- Л. Ш.)".46
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Широкорад Л. Д. Н. Д. Кондратьев-слушатель Санкт-Петербургских общеобразовательных курсов А. С. Черняева // Вестн. С.-Петербург, ун-та. Сер. 5. Экономика. 1992. Вып. 1.
2 ЦГИА Санкт-Петербурга. Ф. 14. On. 3. Д. 58957. Л. 3.
3 Ленинградский университет. 1819-1944. М., 1945. С. 70.
4 Кондратьев Н. Д. М. И. Туган-Барановский (основные черты то научного мировоззрения)//Общественная мысль: исследования и публикации. Ред. коллегия: К. X. Делокаров, М. А. Абрамов, А. Л. Андреев и др. М., 1990. С. 231.
5 Sorokin P. A. A Long Journey. New Haven, 1963. Р. 73.
6 Ibid. P. 87.
7 Кондратьев Н. Д. Михаил Иванович Туган-Барановский. Пг., 1923. С. 6.
8 Отчет о состоянии и деятельности Императорского Санкт-Петербургского университета за 1911 г. СПб., 1912. С. 48.
9 Обозрение преподавания наук на Юридическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета в осеннем полугодии 1911 г. и в весеннем полугодии 1912 г. СПб., 1911. С. 20.
10 Кондратьев Н. Д. М. И. Туган-Барановский (основные черты его научного мировоззрения). С. 235.
11 Там же. С. 253.
12 Там же. С. 252.
13 Отчет о состоянии и деятельности... С. 48.
14 Кондратьев Н. Д. М. И. Туган-Барановский (основные черты то научного мировоззрения). С. 237.
15 Кондратьев Н. Д. Михаил Иванович Туган-Барановский. С. 117-118.
16 Новые идеи в экономике: Непериодич. изд. /Под ред. проф. М. И Туган-Барановского. Сб. N 5: Закономерность общественного развития. Пг. 1914. С. 8-9.-О контактах Кондратьева с Туган-Барановским в 1915 г свидетельствует дарственная надпись на оттиске статьи Кондратьева "Теория истории А. С. Лаппо-Данилевского (К двадцатипятилетию его научно литературной деятельности)" (Историческое обозрение: Сборник Исторического общества при Императорском Санкт-Петербургском университет /Ред. Н. И. Кареев. Пг., 1915. Т. 20. С. 105-124) "Дорогому Учители Михаилу Ивановичу Туган-Барановскому от автора. 1915 г.". Этот оттиск хранится в Российской национальной библиотеке. 6 работ Кондратьева, специально посвященных характеристике личности и творческой деятельности трех его учителей-крупнейших ученых Петербургского университета, свидетельствуют об отношении Кондратьева к своей alma mater и являются важными источниками по истории этого университета. Об этой сторож творческой деятельности Кондратьева не следует забывать.
17 Кондратьев Н. Д. Михаил Иванович Туган-Барановский. С. 115.
18 Отчет о состоянии и деятельности Императорского Санкт-Петербургского университета за 1913 г. Пг., 1914. С. 438-439.
19 Там же. С. 174-175, 350-351.-И. А. Боричевский в 1921 г. становится профессором Петроградского университета. В 20-с годы он - активный деятель Научного общества марксистов.
20 Отчет о состоянии и деятельности Императорского Петроградского университета за 1915 г. Пг., 1916. С. 188. - Интересно отметить, что именно Святловский впервые с 1901/1902 учебного года начал читать в Петербургском университете спецкурс "История политической экономии". С 1908/ 1909 учебного года этот спецкурс стал называться "История экономических учений".
21 Кондратьев Н. Д. 1) Теория истории А. С. Лаппо-Данилевского. Пг., 1915; 2) О книге А. С. Лаппо-Данилевского "Методология истории". Пг., 1915.
22 Наиболее интересные из этих писем опубликованы в кн.: К о н д р а т ь е в Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1991. С. 474-478.-Из них явствует, в частности, что Лаппо-Данилевский поручил Кондратьеву похлопотать в Москве об издании его сочинений. Кондратьев выполнил это поручение: согласие на такое издание было получено им от кооперативного издательства "Задруга".
23 Ковалевский М. М. Социология на Западе и в России//Новые идеи в социологии / Под ред. М. М. Ковалевского и Е. В. Де Роберти. -б. N 1. СПб., 1913. С. 4.-Еще более враждебным было официальное отношение к социологии при Сталине.
24 ЦГИА Санкт-Петербурга. Ф. 14. On. 3. Д. 58957. Л. 19.
25 Новые идеи в социологии /Под ред. М. М. Ковалевского, Е. В. Де Роберти. Сб. N 4. Генетическая социология-1. СПб., 1914. С. 33-57.- Тематика сборника - "Генетическая социология" - несет на себе явный отпечаток идейного воздействия Ковалевского, который уделял особое внимание генезису различных общественных учреждений и институтов, а также форм общественного сознания. Кстати, в этом же сборнике была опубликована и статья Сорокина, в которой содержалась характеристика теории религии Э. Дюркгейма.
26 М. М. Ковалевский. Ученый, государственный и общественный деятель и гражданин. Сб. статей (почетный академик Арсеньев, ординарный академик Виноградов, проф. Вагнер и Др.). Пг., 1917. С. 46.
27 Там же. С. 264-274.
28 Кондратьев Н. Д. Ковалевский как учитель // Вести. Европы. 16, Май. С. 183-184.
29 Там же. С. 185.
30 Там же. С. 186
31 Там же. С. 188.
32 К о т л я р е в с к и й С. М. М. Ковалевский и его научное наследие // М. М. Ковалевский. Ученый, государственный и общественный деятель и гражданин. С. 126.
33 Ковалевский М. М. Социология. Т. 1. Социология и конкретные науки об обществе. СПб., 1910. С. 23.
34 Цит. по: М. М. Ковалевский. Ученый, государственный и общественный деятель и гражданин. С. 236.
35 Ковалевский М. М. Современные социологи. СПб., 1905. С. VITI, XIV.
36 М. М. Ковалевский. Ученый, государственный и общественный деятель и гражданин. С. 212, 216-217.
37 Кондратьев Н. Д. Проблемы экономической динамики М., 1989.С. 222.
38 М. М. Ковалевский. Ученый, государственный и общественный деятель и гражданин. С. 115.
39 Там же. С. 137.
40 Кауфман А. А. Статистическая наука в России. Теория и методология. 1806-1917. Историко-критический очерк. М., 1922. С. 218.
