Ученый может иметь классовые симпатии, но истина должна быть для него всего выше. Именно таким ученым, сумевшим подняться над своими классовыми симпатиями, не пожертвовавши ради них ни крупицей того, что он считал объективной истиной, был один из гениальнейших экономистов XIX века - Карл Родбертус-Ягецов (1805 - 1875 г.).
По своему происхождению, общественному положению, условиям жизни и всей жизненной обстановке этот, наряду с Марксом,
замечательнейший представитель критического социализма был совершенно чужд рабочим классам. Отец его был профессором римского права в Грейфсвальдском университете. По окончании университета Родбертус поступил на службу по министерству юстиции. Но вскоре он вышел в отставку и в 1832 г. купил в Померании крупное дворянское имение Ягецов, где и жил с небольшими перерывами до конца жизни. Он был деятельным и успешным сельским хозяином, благодаря чему пользовался значительным престижем среди местного дворянства, неоднократно выбиравшего его на разные почетные должности. В 1847 г. Родбертус был представителем дворянства в ландтаге. Как парламентский деятель он обращал на себя внимание главным образом своей горячей преданностью общегерманским национальным интересам. Революционные бури выдвинули нашего ученого на короткое время на первый план политической арены. Он с жаром выступил на защиту верховных прав народного представительства и национальной германской идеи. Когда образовалось умеренно-прогрессивное министерство Аурсваль-да-Ганземана, Родбертус получил в нем портфель министра народного просвещения.
Но министром он пробыл всего несколько дней: реакция скоро восторжествовала, и наступил период трусливых попыток парламентских либералов бороться с прусской солдатчиной. Родбертус принимал некоторое участие в этой борьбе и издал в начал 1849 г. брошюру, в которой защищал права народного представительства и отрицал законность действий прусского правительства. В скором времени он был избран депутатом одного берлинского округа. Когда собрание представителей было распущено правительством, Родбертус высказался против участия своей партии в выборах и уже больше не играл активной роли в политической жизни страны. Он сблизился с консерваторами и разошелся с либералами; поэтому, когда в 1862 г. партия прогрессистов предложила Родбертусу кандидатуру в одном округе, он отклонил это предложение.
Вся его последующая жизнь была посвящена упорному, уединенному научному труду в деревне и отчасти практической деятельности в качестве сельского хозяина. Вначале научные работы Родбертуса не имели никакого успеха; его первая статья "Die Forderungen der arbeitenden Klassen" (1837) не была принята газетой, для которой предназначалась, и появилась в печати только почти полвека спустя в посмертном издании. "Социальные письма" к Кирхману - работа, в полном смысле, гениальная - были напечатаны в ограниченном числе экземпляров и остались совершенно незамеченными публикой. Только в 60-х годах одинокий мыслитель начинает находить друзей и последователей. С ним завязывает сношения Лассаль, стремившийся, но безуспешно, вовлечь Родбертуса в свою агитацию, поведшую к образованию германской рабочей партии. Несмотря на все усилия, Лассалю не удалось побудить Родбертуса вступить в члены "Всеобщего германского рабочего союза". В ответ на один вопрос комитета союза Родбертус издал брошюру, в которой выразил мнение, что рабочие вполне правы в своем отрицательном отношении к Шульце-Деличу, но что и рекомендуемые Лассалем производительные ассоциации с государственной помощью не в силах разрешить социальный вопрос. В особенности неодобрительно отнесся Родбертус к тому, что рабочие под влиянием Лассаля поставили в первую очередь своих требований всеобщее избирательное право; политические задачи, - говорил Родбертус, - не должны ни в каком случае заслонять социальных. Рабочим не следует тратить время на блуждание окольными путями политики, а нужно напрямик идти твердым шагом к своим социальным целям.
Крепкая монархическая власть отнюдь не представлялась Родбертусу помехой к достижению его социальных идеалов. Напротив, в его глазах особенностью нашего времени является близость политического консерватизма к экономическому радикализму. Поэтому Родбертус одновременно поддерживал сношения с создателем немецкой социал-демократии Лассалем и с консервативными политиками вроде Рудольфа Мейера и Вагнера. Он искренне верил в утопию социальной монархии и думал, что прусская королевская власть может взять на себя миссию осуществления требований рабочих классов.
Все это, разумеется, отнюдь не свидетельствует о проницательности Родбертуса как политика и о глубине его социально-политических воззрений. Его сила лежала в совершенно иной области, чем практическая политика - в области теоретической мысли. Классовые симпатии тесно связывали его с консервативными и даже реакционными общественными элементами, а как теоретик он был провозвестником общественного строя будущего. Этим и объясняется противоречивая общественная позиция великого экономиста.
Как теоретик, Родбертус стоит очень высоко. В особенности замечательно его учение о распределении, которое он развивает в самом строгом соответствии с трудовой теорией ценности.
Результатом производительной деятельности общества, - говорит Родбертус в своих "Социальных письмах", -является коллективное создание общественного продукта. Часть этого общественного продукта совсем не предназначена для общественного потребления и вдет на возмещение израсходованного и уничтоженного во время процесса производства общественного капитала - иначе говоря, средств производства. Другая часть распределяется между общественными классами, владеющими тремя основными, производительными факторами - трудом, капиталом и землей - рабочими, капиталистами и землевладельцами. "Рабочая плата, земельная рента, прибыль на капитал суть социальные факты и понятия, - говорит Родбертус, - т.е. факты и понятия, которые существуют лишь потому, что соответствующие лица соединены узами разделения труда в одно общество. При принципиальном объяснении заработной платы, ренты и пр. можно рассматривать всю общественную заработную плату, всю ренту и пр. как целое, так что можно мыслить все общество как состоящее из одного рабочего, одного землевладельца и одного капиталиста. Ибо законы, регулирующие дальнейшее разделение заработной платы, земельной ренты и прибыли между отдельными рабочими, отдельными землевладельцами и отдельными капиталистами, суть иные законы, чем те, которые устанавливают распределение общественного продукта вообще на рабочую плату, земельную ренту и прибыль".
"Ренту образует всякий доход, получаемый без собственного труда, исключительно в силу владения имуществом. Что такой доход имеется в обществе, это не может быть никем оспариваемо, хотя некоторые и утверждают, что имущество, которым собственники владеют, есть результат собственного труда владельца. Рентой является, поэтому, как земельная рента, так и прибыль, процент на капитал".
Каким же образом возникает рента? С точки зрения Родбертуса, единственной, производительной силой является труд, всякая ценность создается трудом и только трудом. Между тем рента несомненно есть ценность, но она не есть результат труда получающего ее лица. Следовательно, рента есть часть трудового продукта другого лица. Для возникновения ренты необходимы два следующих основных условия: "Во-первых, не может быть ренты, если труд не создает больше того, что требуется по крайней мере для продолжения труда рабочего, ибо если такого избытка нет, то никто не может получать доход не работая лично. Во-вторых, не может быть ренты, если не имеется учреждений, лишающих рабочих всего или доли этого избытка и передающих его другим, лично не работающим, ибо рабочие, по самому существу дела, являются первичными обладателями своего продукта. То обстоятельство, что работа дает этот избыток, основывается на хозяйственных причинах, повышающих производительность труда. То же, что этот избыток частью или целиком отбирается у рабочих и поступает в пользу других, основывается на положительном праве, которое с самого своего возникновения покоилось на силе и поныне лишь путем принуждения лишает рабочих части созданного ими продукта".
Этой силой, создавшей нетрудовые формы дохода, первоначально было рабство. Рабочие, изготовлявшие общественный продукт, были рабами своего господина, оставлявшего рабам лишь такую долю их продукта, которая была строго необходима для поддержания их жизни и работоспособности. Но рабство возникает лишь на определенной ступени производительности труда, благодаря тому, что на более ранних ступенях труд слишком мало производителен и не мог бы создать никакого избыточного продукта. Поэтому наиболее первобытные племена не обращают своих пленников в рабство, а просто убивают их.
В настоящее время рабства не существует, но отсутствие средств - производства у рабочих и принадлежность земли и капитала другим лицам оказывают на рабочих такое же принудительное действие, как и рабство. "Приказания рабовладельца заменены договором рабочих со своим хозяином, но этот договор только формально, а не материально, свободен, и голод почти вполне заменяет плеть. Что называлось раньше кормом для рабов, теперь называется заработной платой".
Причиной увеличения производительности труда, сделавшей возможной ренту, было разделение труда. "В изолированном состоянии - до разделения труда - наши потребности превосходят наши силы; в общественном состоянии - при разделении труда - наши силы превосходят наши потребности". Но вместе с разделением труда возникает и эксплуатация одних членов общества другими, распадение общества на работающие и не работающие классы, причем последние присваивают себе большую или меньшую долю продукта первых. "Утверждение экономистов, что по крайней мере первоначально, земля, капитал и рабочий продукт принадлежали самим рабочим, не только не согласуется с историей, но даже, наоборот, история показывает, что первоначально не только земля, капитал и рабочий продукт, но даже и сам рабочий принадлежали другим лицам, что первичная система эксплуатации была настолько же тяжелее современной, насколько рабство тяжелее земельной и капитальной собственности".
Получив свободу, рабочий не получил ничего, кроме свободы. Он не получил ни земли, ни капитала, требуемых для производства. И то и другое было собственностью других лиц. Такое положение вещей должно было неизбежно привести к тому, что собственники земли и капитала стали руководителями производства и собственниками трудового продукта, рабочему же было предоставлено пользование частью произведенного им продукта как своей заработной платой. "Если труд достаточно производителен и существует право собственности на землю и капитал, то неизбежно должно произойти само собой, что рабочие будут получать как свой доход только часть своего трудового продукта, а остальная часть поступит в доход землевладельцев и капиталистов".
"Таким образом - объясняет Родбертус происхождение ренты - нетрудового дохода вообще. Но в развитом капиталистическом хозяйстве рента, в свою очередь, распадается на два различных дохода - доход капиталистов и землевладельцев, прибыль и земельную ренту". На чем же основывается это распадение?
Если мы обратимся к хозяйственному строю, предшествовавшему капиталистическому, например, к хозяйственному строю античного мира или средних веков, то мы не найдем этого распадения ренты. Возьмем, например, хозяйство римского патриция. Патриций был собственником земли, средств - производства и рабочих. Рабы не только добывали сырье, но и превращали его в окончательный продукт. Весь этот продукт, за вычетом содержания рабов и расходов по возмещению уничтожившихся в процессе работы средств производства, составлял доход патриция, очевидно не имевшего ни повода,ни возможности различать в своем доходе долю прибыли на капитал и долю земельной ренты. К тому же этот доход имел натуральную форму, благодаря чему строгая расценка его была вообще неосуществима. С точки зрения патриция, источником его дохода было имущество, в действительности же создателями этого дохода были рабы.
При таком положении вещей даже самое понятие кали-тала и прибыли на капитал не может достигнуть ясности. Только одна категория капитала выделяется и приобретает определенность уже в античном мире - это денежный капитал. Так как и при господстве натурального хозяйства, обмен не совершенно исключен, и потребность в деньгах существует иногда даже сильная благодаря тому, что денег мало, - то и на самых ранних ступенях хозяйства мы замечаем существование ростовщического денежного капитала. Ростовщический денежный процент есть почти единственно известная в античном мире форма прибыли на капитал. Но размер этой прибыли - ростовщического процента - не находится ни в какой зависимости от дохода промышленного предприятия, так как высота процента устанавливается при этих условиях исключительно нуждой заемщика, почему и процент может достигать чудовищных размеров. Благодаря этому общественное мнение древнего мира не признавало процента правомерным, нормальным видом народного дохода и видело в нем нечто противоестественное и заслуживающее порицания.
Современное хозяйство имеет совершенно иной характер. Вместо натурального производства для собственного потребления в нем господствует и дает тон экономической жизни производство для сбыта на продажу. Отсюда вытекает необходимость строгой расценки всех предметов хозяйства. Вместе с тем первоначально неделимое производство продукта с начала до конца в одном и том же хозяйстве распадается на две основных ступени. На одной ступени изготовляется сырье, на другой - сырье превращается в фабрикат. Изготовление и обработка сырья принадлежат различным предприятиям.
Первоначально единая рента должна теперь распасться на две части, так как и производители сырья и фабриканты должны получить свою долю. Какое же начало управляет разделением ренты? Начало трудовой ценности, создаваемой на каждой ступени производства, - отвечает Родбертус. "Я исхожу из предположения, - говорит наш автор, - что меновая ценность как каждого готового продукта, так и на каждой ступени изготовления продукта, равна соответствующей трудовой затрате, так что не только готовые продукты, но и сырье и фабрикат обмениваются между собой пропорционально своим трудовым стоимостям; если например, изготовление сырья потребовало столько же труда, как и превращение его в фабрикат, то готовый фабрикат будет расцениваться вдвое выше сырья". При этом условии очевидно, что рента должна распределиться между собственниками сырья и фабрикатов пропорционально трудовой затрате на каждой ступени производства, ибо рента есть доля ценности продукта, и если ценность пропорциональна труду, то и рента должна быть, при прочих равных условиях, пропорциональна труду.
Итак, если производство сырья стоило такого же труда, как и превращение сырья в фабрикат, то сумма ренты на первой ступени производства должна быть равна сумме ренты на второй ступени. Но капитал, на который начисляется рента, неизбежно должен быть больше на второй ступени, чем на первой, так как на первой ступени в расходы производства не входит сырье, а на второй ступени сырье есть необходимая составная часть этих расходов.
Отсюда следует, что процент прибыли должен бы быть выше в производстве сырья (ибо капитал, на который начисляется прибыль, меньше), чем в производстве фабрикатов.
Совместимо ли, однако, с законами капиталистической конкуренции существование в двух основных отделах национального производства двух различных процентов прибыли? Конечно, нет. Избыточная прибыль, извлекаемая из производства сырья и, в частности, из сельского хозяйства, не может достаться капиталу. Согласно закону равенства прибыли, на сельскохозяйственный капитал должен начисляться лишь такой же процент прибыли, как и на промышленный капитал. Кому же достанется избыточная прибыль в земледельческом производстве? Очевидно, землевладельцу, собственнику естественных сил, без помощи которых невозможно производство сырья. Эта избыточная прибыль и образует земельную ренту, доход землевладельца. И земельная рента и прибыль суть составные части ренты вообще, доли собственников в трудовом продукте, которая в предшествовавшие исторические эпохи поступала собственнику в неразделенном виде, а затем, вследствие обособления земельной и капитальной собственности, стала распределяться, согласно закону трудовой стоимости, между землевладельцами и капиталистами и получила название земельной ренты и прибыли на капитал.
Легко понять различие этой теории земельной ренты от теории Рикардо. По Рикардо, земельная рента зависит лишь от различия естественного плодородия земельных участков или от различия производительности лоследовательных затрат земледельческого капитала. Родбертус нисколько не отрицает очевидного факта, что земельная рента должна быть тем выше, чем участок плодороднее, точно так же, как и того, что рента повышается при большей интенсивности сельского хозяйства. Такую земельную ренту, возникающую благодаря естественным различиям условий земледельческого производства, Родбертус называет дифференциальной рентой. Законы дифференциальной ренты выяснены Рикардо. Но в противность последнему, Родбертус утверждает, что, кроме дифференциальной ренты, существует и абсолютная земельная рента, совершенно не зависящая от указанных различий и неизбежно возникающая в сельском хозяйстве непосредственно в силу того, что сельское хозяйство, производя сырье, требует меньшей затраты капитала, чем обрабатывающая промышленность, в состав капитала которой входит это самое сырье. Поэтому не только более плодородные участки земли дают ренту, но и наименее плодородная земля, если только она обрабатывается, не может не приносить ренты.
Однако, несмотря на многие верные частности и замечательно глубокое социологическое освещение вопроса о происхождении землевладельческого дохода, теория земельной ренты Родбертуса в целом безусловно несостоятельна. Она построена на предположении, что цена продукта определяется не издержками производства, а трудовой стоимостью. Но сам Родбертус признает в других своих работах ошибочность этой точки зрения. Центром тяготения средних цен является в современном хозяйстве не трудовая стоимость издержки, а издержки производства.
Если же так, то все учение о земельной ренте Родбертуса падает. Нужно согласиться, что в земледельческом производстве отсутствуют затраты на сырье, между тем как в обрабатывающей промышленности эти затраты входят в состав издержек производства. Но что же из этого следует? Большая прибыльность земледельческого производства, как думает Родбертус? Отнюдь нет. Большая прибыльность получилась бы в том случае, если бы цены сырья и фабриката устанавливались на основе трудовых затрат. Атак как этого нет и быть не может, так как цены в капиталистическом хозяйстве управляются не затратами труда, а затратами капитала, издержками производства, то сравнительно более высокие затраты капитала на производство фабрикатов приведут лишь к более высоким ценам последних. Если фабрикат имеет вдвое высшую трудовую стоимость, чем сырье, то цена его будет более чем вдвое превышать цену сырья, благодаря тому, что издержки производства фабриката, как показал Родбертус, должны в этом случае более чем вдвое превышать издержки производства сырья. Указанное Родбертусом обстоятельство (относительно меньшая затрата капитала в производстве сырья сравнительно с производством фабрикатов) ведет не к возникновению земельной ренты, а к отклонению средних товарных цен от трудовых стоимостей.
Таким образом, желая опровергнуть теорию земельной ренты Рикардо, Родбертус опроверг трудовую теорию ценности в ее абсолютной форме. Наш автор совершенно прав, утверждая, что его теория земельной ренты есть безусловно необходимый логический вывод из признания труда единственным фактором ценности. Но это говорит лишь против этой последней теории, ибо легко показать, что теория земельной ренты Родбертуса есть экономическая нелепость. В самом деле, согласно этой теории, первые ступени производства должны давать больший доход предпринимателю сравнительно с последующими. Родбертус делит в данном случае весь процесс производства на две ступени - производство сырья и производство фабриката. Но, конечно, ступеней производства в действительности гораздо больше. Так, хлопок, раньше чем превратиться в предмет одежды, должен подвергнуться целому ряду промежуточных производств, каждое из которых может быть предметом независимого промышленного предприятия (производство хлопка, пряденье, ткачество, окраска и набивка, фабрикация предметов одежды). Из теории Родбертуса вытекает, что каждая предшествующая ступень производства должна давать избыточный доход сравнительно с последующей, ибо, по мере того как продукт поднимается по ступеням производства, ценность его растет, а следовательно растут и затраты на приобретение материала для обработки. Если бы рассматриваемая теория была справедлива, то красильщик получал бы избыточный доход сравнительно с портным, ткач сравнительно с красильщиком, прядильщик сравнительно с ткачом и тд. На каждой ступени производства, кроме последней возникала бы добавочная рента - иначе говоря, процент прибыли был бы различен, и тем выше, чем ближе эта ступень к началу производства - изготовлению сырья. Нечего и говорить, что ничего этого не бывает в действительности и быть не может, ибо признаваемый Родбертусом закон равенства прибылей приводит цены продуктов на всех ступенях производства к соответствию с издержками производства.
Весьма своеобразную позицию занимает Родбертус по отношению к центральному вопросу в социально-политическом отношении - вопросу о правомерности дохода, вытекающего из права собственности. Мы видели, что автор "Социальных писем" отнюдь не склонен прикрывать вуалью разного рода истины, грустные или позорные для современной цивилизации, от которых стыдливо отворачиваются буржуазные писатели. Его критический нож режет смело и глубоко, вскрывая самые основы современного социального строя. Родбертус менее всего склонен замалчивать или отрицать, что доход, вытекающий из права собственности на средства производства, покоится всецело на праве силы, и что все попытки подыскать для этого дохода какое-нибудь иное основание, более согласное с этическими воззрениями нашего времени, должны остаться по необходимости безуспешными. Вместе с тем Родбертус отнюдь не считает права собственности на землю и капитал неустранимым условием хозяйственной деятельности вообще. Даже больше, наш автор выработал в одной из своих работ план организации общественного хозяйства при отсутствии частной собственности на средства производства. И в тоже время Родбертус выступал защитником классовых интересов крупных землевладельцев. Каким образом согласовать это противоречие?
Для Родбертуса тут никакого противоречия нет. Капиталистический, хозяйственный строй, в глазах Родбертуса, есть историческая форма хозяйства, подлежащая дальнейшему развитию, долженствующему привести к замене существующей стихийной свободы частно-хозяйственного предпринимательства планомерной организацией всего национального производства под руководством общественной власти; но для данного исторического момента частнохозяйственное предпринимательство необходимо. "Хотя я думаю, - писал Родбертус в "Капитале", - что современное общество уже целиком попало в коммунистический поток, все же я отнюдь не рассчитываю на уничтожение земельной и капитальной собственности в ближайшем будущем. Противоположные экономические и правовые убеждения, могущество интересов, связанных с земельной и капитальной собственностью, умственное и нравственное состояние, как господствующих классов собственников, так и подчиненных рабочих классов, делают невозможным еще на много десятков лет крушение столь глубоко коренящихся социальных учреждений. Я не думаю также, чтобы "свободный труд" достаточно обеспечивал сохранение науки и искусства и большинства других высших благ цивилизации. Прекрасно было бы, если бы воспитание человеческого рода... уже закончилось, так что человек мог бы добровольно и по собственной инициативе исполнять прибавочную работу. Но с того времени, как лучшие умы признали неправомерность рабства, потребовалось тысячелетие, чтобы даже в цивилизованных странах Европы изгладились последние следы рабства. И хотя теперь история движется быстрее, зато и собственность на землю и капитал гораздо прочнее срослась с обществом".
Современный хозяйственный строй может поэтому, по мнению Родбертуса, с уверенностью рассчитывать на несколько столетий существования. Собственность пока необходима в высших интересах человечества. Собственники земли и капитала в качестве руководителей национального производства, исполняют в глазах автора "Социальных писем" чрезвычайно важную хозяйственную функцию. Без упорной работы ума частного предпринимателя не мог бы работать хозяйственный механизм нашего времени.
"Для того, чтобы с успехом руководить производством при господстве разделения труда, требуются не только познания, но и моральная сила и энергия. Те же свойства необходимы и для того, чтобы следить за потребностями рынка, соответственно направлять производство и быстро удовлетворять общественную потребность. Редко бывает, чтобы капиталист или землевладелец так или иначе не действовали в этом смысле. Деятельности этого рода рабочий не исполняет и не может исполнять по самому характеру своего занятия. Однако, она абсолютно необходима в национальном производстве. Поэтому, поскольку всякая общеполезная деятельность вправе ожидать оплаты, нельзя сомневаться, что капиталисты и землевладельцы, предприниматели и руководители предприятий имеют полное право требовать от общества оплаты своей вышеуказанной деятельности. Они имеют на это такое же право, как и министр торговли, если только он исполняет свои обязанности хорошо. Вместе с тем, очевидно, что указанная деятельность, как и деятельность судьи, школьного учителя, врача и т.д., может быть оплачена только путем вычета из трудового продукта рабочих, - ибо нет другого источника материального богатства".
Вместе со всеми экономистами, социальное мировоззрение которых сложилось во вторую четверть закончившегося века - в период падения заработной платы и роста нищеты - Родбертус разделяет пессимистическое учение о тяготении заработной платы к минимуму средств существования.
"Распределение национального продукта, - говорит он, - подчиняющееся "естественным" законам обращения, приводит к тому, что при растущей производительности труда заработная плата составляет все меньшую долю продукта, ибо сколько бы ни произвел рабочий, жестокие законы обмена принуждают его довольствоваться одной и той же скромной суммой средств существования, безусловно необходимой для жизни. А так как при большей производительности труда то же абсолютное количество продуктов должно иметь меньшую трудовую стоимость, то, следовательно, рабочий, получая, несмотря на все успехи промышленности, одно и то же количество предметов потребления, отдает в пользу владеющих классов все большую долю своего трудового продукта"... В этом тяготении заработной платы к минимуму средств существования Родбертус находит объяснение роста нищеты, замечаемого именно в наиболее прогрессирующих странах.
Но этот же закон объясняет, по мнению нашего автора, и другую, не менее характерную черту господствующего хозяйственного строя - постоянное возвращение промышленных кризисов, от которых так жестоко страдают передовые страны. "Нищета и промышленные кризисы, - читаем во втором "Социальном письме", - вызываются одной и той же причиной; одно и то же свойство современного товарного обращения создает оба этих величайших препятствия равномерному и непрерывному общественному прогрессу".
Представим себе, что производительность труда возросла. Это значит, что одинаковое количество труда создает теперь большее количество товаров, поступающих на рынок. Если бы рабочие классы имели возможность закупить это возросшее количество товаров, то, очевидно, спрос на товары соответствовал бы предложению. Но, согласно учению, принимаемому Родбертусом, реальная заработная плата остается неизменной. Если количество производимых рабочими продуктов возрастает, и цена продуктов соответственно падает, то законы обращения приводят к соответствующему понижению денежной заработной платы. При этом условии очевидно, что при каждом успехе промышленной техники рабочие классы должны предъявлять спрос все на меньшую долю национального продукта. Следствием этого должна явиться невозможность сбыть рабочим возросшее количество товаров - иначе говоря, должно получиться перепроизводство всех товаров, предназначенных для потребления низших классов населения; а так как главная масса товаров, обращающихся на рынке, относится именно к этой категории, то переполнение рынка товарами примет форму общего промышленного кризиса. "Покупательная сила большей части общества уменьшается по мере возрастания производительности труда, и следствием этого является производство потребительных ценностей, не имеющих рыночной цены и покупательной силы, несмотря на то, что потребности в них большинства населения не удовлетворены".
Таким образом, кризисы вызываются, по мнению Родбертуса, сокращением по мере возрастания производительности труда доли рабочих в национальном продукте. При этом важно иметь в виду, что Родбертус решительно отрицает, чтобы кризисы были, в какой бы то ни было связи с абсолютным размером заработной платы. "Я утверждаю, - говорит он, - что причина промышленных кризисов заключается не в недостаточности доли рабочих в общем продукте, но в падении этой доли по мере успехов техники, и также утверждаю, что кризисы не могли бы наступить, если бы эта доля была столь же мала, как и ныне, но не изменялась бы при повышении производительности труда, и, далее, что кризисы будут происходить, как бы ни была велика эта доля, если только она будет падать при росте производительности труда".
Теория Родбертуса была бы правильна, если бы его посылки соответствовали действительности. Если бы доля рабочих классов в национальном продукте падала при каждом успехе промышленности, то перепроизводство предметов потребления рабочих масс, а следовательно, и общий промышленный кризис, были бы неизбежны. Но в том-то и дело, что эта посылка не соответствует действительности. Можно признавать или отрицать факт повышения реальной заработной платы за продолжительные исторические периоды, но одно, несомненно: для небольших периодов времени денежная заработная плата гораздо устойчивее реальной. Вся теория кризисов Родбертуса построена на предположении, что сокращение доли рабочих в рациональном продукте происходит настолько быстро и внезапно, что национальное производство не успевает приспособиться к изменившемуся спросу и капиталы не успевают перейти от производства предметов потребления рабочих к производству предметов потребления господствующих общественных классов (доля которых в национальном продукте возросла). Всего этого на самом деле нет: прогресс техники идет не скачками одновременно во многих отраслях производства, а постепенно и понемногу и в разное время в различных отраслях труда. Промышленные кризисы отнюдь не вызываются промышленными изобретениями; наоборот, крупные изобретения делаются и входят в общее употребление обыкновенно после промышленных кризисов в периоды застоя, когда низкая прибыль побуждает фабрикантов принимать меры к понижению издержек производства. Периоды торгового и промышленного оживления, предшествующие кризисам и непосредственно вызывающие их, характеризуются не ускорением технического прогресса и удешевлением фабрикатов, а, наоборот, замедлением технического прогресса и повышением цен фабрикатов. Денежная заработная плата не понижается в периоды, предшествующие кризисам, а, наоборот, повышается,
Исходя из мысли, что главное зло существующего хозяйственного строя заключается не столько в недостаточности доли рабочих в национальном продукте, сколько в ее непрерывном падении по мере прогресса техники, Родбертус предлагает ряд мер, долженствующих предотвратить это зло. В "Письме к конгрессу рабочих при всемирной выставке в Лондоне" Родбертус советует рабочим выработать нормальный рабочий день, долженствующий выражать нормальное и среднее количество рабочих часов в сутки, соответствующее силам рабочего и его интересам как человека и члена общества. Когда этот нормальный рабочий день будет установлен, следует определить, смотря по тягостности и утомительности труда в разных занятиях, сколько часов труда в каждом из этих занятий соответствует нормальному рабочему дню; это даст норму для рабочего дня в различных родах труда. Затем, нужу нить средний трудовой продукт нормального рабочего дня для каждого производства в отдельности. Таким образом, определится нормальная производительность труда.Исходя из этих данных, можно выработать применительно к господствующим условиям жизни рабочих в разных странах нормальную заработную плату (т.е. плату, пропорциональную производительности труда, но отнюдь не равняющуюся всему трудовому продукту). Дело рабочих настоять на принятии предпринимателями этих нормальных расценок труда, которые должны каждые десять лет пересматриваться и изменяться соответственно происшедшим переменам производительности труда. Таким образом, удастся достигнуть устойчивости доли рабочих классов в национальном продукте и предотвратить понижение этой доли.
В этом направлении, по мнению Родбертуса, должно работать наше время, чтобы путем компромисса уменьшить бедствия, создаваемые свободой товарного хозяйства, превращающей самого человека в такой же товар, как и предметы человеческого потребления.
В одном из позднейших сочинений Родбертуса, изданном после его смерти, во второй части "Zur Beleuchtung der socialen Frage" содержится интересная попытка статистического освещения законов распределения народного дохода в капиталистическом обществе, по данным английской статистики подоходного налога. Родбертус пользуется работой английского статистика Бакстера, графически изобразившего социальное сложение английского общества в начале 60-х годов. Пьедестал "общественной пирамиды" образует многочисленный класс рабочих, охватывающий около 77% населения, но владеющий только 40% национального дохода; на этом пьедестале возвышается пирамида имущих классов, вершину которой образует небольшая кучка миллионеров, сосредоточивающая в своих руках около 14% национального дохода. Средние классы общества по своей численности играют совершенно ничтожную роль сравнительно с рабочими, а по обшей сумме дохода далеко уступают классу богатых людей.
Но эти данные, характеризующие распределение английского национального дохода в определенный исторический момент, ничего не говорят о тенденциях исторического развития, об изменениях, претерпеваемых общественной пирамидой под влиянием роста капиталистического хозяйства. Для этой последней цели необходимо сравнить распределение национального дохода в одной и той же стране в различные моменты времени. Родбертус пользуется для сравнения данными Колькуна, относящимися к Британскому королевству в 1812 году.
Сравнение это приводит Родбертуса к следующему заключению: "Общество все более и более развивается в противоположных направлениях. Все возрастающая неимущая масса внизу! Все более накопляющая огромные богатства относительно сокращающаяся небольшая группа наверху! Соединяющие эти противоположности промежуточные, примиряющие классы, находятся в быстром падении и по своей численности и по своему доходу!"
И Родбертус дает свой рисунок социального сложения капиталистического общества. Внизу, на самых низах, залегает как бы придавленный тяжестью социального здания толстый пласт пауперов, нищих, бесполезных для общества и содержимых на его счет в состоянии крайней скудости и нужды. Затем, возвышается мощный фундамент, в котором сосредоточена истинная сила нации - класс рабочих, которых Родбертус изображает трудолюбивыми муравьями, питающими все остальные классы общества и воздвигающими своим трудом национальное здание. На рабочем фундаменте покоится узкая подставка - средние классы общества, - поддерживающие богатые классы - огромный денежный мешок, венчающий всю постройку...
Рисунок Родбертуса очень остроумен и изобразителен. Жаль только, что статистические данные, из которых исходит наш автор, частью мало надежны, а частью и несомненно неверны - как, например, данные Колькуна; весьма возможно, что движение национального дохода в Англии за рассматриваемое время шло в направлении, указанном Родбертусом, т.е. что общество все резче раскалывалось на богатых и бедняков, а средние классы теряли почву. Но доказать этого статистическим путем Родбертусу не удалось. И потому его статистические сопоставления следует считать лишь произвольной цифровой иллюстрацией вероятного направления общественного развития.
Родбертус был не только экономистом, но и замечательным историком. Его исследования хозяйственной истории Рима составили эпоху в изучении истории классического мира. Но исследования эти важны не только для понимания прошлого; одновременно с этим они подкрепляют и глубже обосновывают гениальные обобщения Родбертуса относительно настоящего и будущего нашего хозяйственного развития. В противоположность экономистам так называемой исторической школы, совершенно не сумевшим связать в одно целое экономическую историю и экономическую теорию, воспользоваться историческими обобщениями для установления новых теоретических посылок, Родбертус дает грандиозную картину исторического развития народного хозяйства, которая проливает новый и яркий свет на экономическую теорию вообще.
В настоящем Родбертус ищет зачаточных элементов будущего; в прошлом он видит зародыш, из которого развилось настоящее. Но так как история заключается в непрерывном творчестве новых социальных форм, то Родбертус чужд нередкой ошибки историков - конструирования социальных форм одной исторической эпохи по формам другой. Напротив, великая заслуга Родбертуса в том и заключается, что он с чрезвычайной резкостью и отчетливостью противопоставил друг другу три основных типа хозяйственного устройства - "ойкосного" хозяйства древности, современного капиталистического менового хозяйства и социалистического хозяйства будущего.
Социальный строй древнего мира покоился на натуральном хозяйстве, картину которого Родбертус воссоздает с неподражаемым искусством. Хозяйственной единицей был ойкос - античная семья, владевшая более или менее обширным участком земли, орудиями труда и рабами, исполнявшими хозяйственные операции. И земледелие, и обработка сырья сосредоточивалось в ойкосе. "Благоустроенный ойкос сам удовлетворял всем потребностям своей обширной домохозяйственной сферы и потому настолько обеспечивал ей самостоятельность, самообеспеченность, что владыка ойкоса, глава семьи, первоначально бывший единственным полноправным гражданином, мог всецело и бескорыстно посвящать себя служению государству". Не было никакой нужды в деньгах для того, чтобы подымать национальный продукт со ступени на ступень в процессе производства, потому что в течение всего этого процесса продукт не менял владельца. Достаточно было воли господина ойкоса, приказывавшего своим рабам-ремесленникам продолжать работу над произведениями рабов-земледельцев. В распределении национального дохода деньги принимали ничтожное участие. Рабочего класса не было на рынке, так как в ойкосном хозяйстве рабочий получал содержание натурой. Не имело места и деление ренты между земледельцем и капиталистом (так как одно и то же лицо совмещало в себе владение капиталом и землей). Деньги существовали, но играли совершенно второстепенную роль в хозяйстве ойкоса: они служили лишь для обмена избыточных продуктов, оставшихся за покрытием
потребностей ойкоса, и обращались в международной торговле, значение которой также было весьма ограничено. Рабочего вопроса общество не знало, так как не было класса свободных рабочих. Общество распадалось только на богатых и бедных, причем богатство зависело главным образом от размера землевладения. Не имевший земли был бедняком и пролетарием. Ему противостоял богатый землевладелец, владевший множеством рабов, благодаря чему античная культура достигла высокой степени материального совершенства. Рабы, среди которых были искусно и даже художественно обученные рабочие, создавали ту обстановку неслыханной роскоши, удовлетворявшую самому утонченному, изысканному вкусу, - среди которой жил, например, богатый римский патриций.
Ойкос был ячейкой античного государства. Разложение ойкоса повлекло за собой гибель и античного государства. В эпоху Римской империи разложение античного социального строя вдет быстрыми шагами, и на развалинах ойкоса вырастает новая хозяйственная организация. Рабство превращается сначала в колонат - в систему прикрепления земледельческого рабочего к земле, крепостное состояние. Из колонов образовался мало-помалу класс свободных крестьян. Вместе с тем класс прежних собственников рабовладельцев дифференцируется и раскалывается на два класса - землевладельцев и капиталистов; возникает класс свободных рабочих. Денежное хозяйство приобретает все большее значение и таким образом создаются начатки социального строя нашего времени.
Все это изложено Родбертусом съ удивительным мастерством и на основании самого детального изучения первоисточников; его картина развития античного хозяйства не априорное построение дилетанта-историка, а строго фактическая, документальная история специалиста. Но в то же время - что так редко бывает в подобных работах - она вся освещена и проникнута теоретической мыслью. В центре ее лежит теория ойкоса как основной ячейки античного социального строя. Теория эта является в настоящее время почти общепринятой не только среди экономистов, но в значительной мере и историков древности. Родбертус принадлежит к числу тех истинно великих мыслителей, влияние которых на потомство гораздо сильнее влияния их на современников. При жизни он стоял в стороне от широкой дороги общественной жизни. В политической борьбе он не мог принимать участия благодаря своей противоречивой социально-политической программе. Крупный землевладелец, защитник аграрных интересов, он не мог стать во главе рабочего движения; радикально-консервативная партия - радикальная в социальных вопросах и консервативная в политических, - образования которой желал Родбертус, есть несомненная политическая нелепость. Если бы Родбертус был сколько-нибудь политиком, он быстро разочаровался бы в своих социально-политических планах. Но в том-то и дело, что уединенный мыслитель Ягецов был всего менее политиком. Он был одним из самых оригинальных и глубоких социальных философов нового времени; уже по одному этому он не мог иметь быстрого успеха. Слабость его социально-политической программы должна была еще более препятствовать влиянию его идей на умы современников.
Если сравнивать Родбертуса с Марксом, то нельзя не признать, что теория нетрудового дохода нашла у Родбертуса более точное и лирически стройное выражение, чем у Маркса. Родбертусу требуется несколько страниц для выражения того, что Маркс излагает на десятках и сотнях страниц. Несмотря на свою сжатость и краткость, на свой лапидарный стиль, теория ренты автора "Социальных писем" глубже и богаче содержанием всего того, что написал по тому же вопросу Маркс. Вообще в области отвлеченной экономической теории Родбертус оригинальнее и выше Маркса, далеко уступая последнему в более широкой сфере социологических обобщений. Что же касается до значения обоих мыслителей как политиков, то в этом отношении их нельзя, конечно, и сравнивать. Померанский помещик Родбертус совсем не понимал политической жизни и не пошел дальше совершенно несбыточной и не имеющей никакого практического значения утопии "социальной монархии"; а Маркс был и остается вдохновителем величайшего социального движения нового времени.
