economicus.ru
 Economicus.Ru » Галерея экономистов » Теория общественного выбора

Теория общественного выбора

Theory of Public Choice
 
Источник: Джеймс Бьюкенен. Сочинения. Пер. с англ. Серия: "Нобелевские лауреаты по экономике". Т.1./ Фонд экономической инициативы; Гл.ред.кол.: Нуреев Р.М. и др./ - М., "Таурус Альфа", 1997.
Бьюкенен Дж.
ГЛАВА 3
ПОСТКОНСТИТУЦИОННЫЙ ДОГОВОР: ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ БЛАГ

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ПРАВА В СЛУЧАЕ ПРАВИЛ БЕЗ ЕДИНОГЛАСИЯ
Если руководствоваться критерием эффективности институтов, представляется необходимым отойти от правила единогласия. Тем не менее нужно подчеркнуть важность такого изменения для построения модели любого постконституционного "общественного договора". В Расчете согласия Гордон Таллок и я анализировали выбор, который должен сделать индивид на стадии конституционного договора, допуская, что соотношение его собственных издержек-выгод при последующих решениях непредсказуемо. Мы вывели логическую основу для использования правил не-единогласия, хотя и не привели аргументы в поддержку какого-либо особого правила, выбранного из большого числа альтернатив.1
Решения, принимаемые по правилу единогласия, если они вообще принимаются, гарантировано оказываются эффективными, по крайней мере, в традиционном смысле. Согласие индивидов свидетельствует об их ожиданиях превышения выгод над издержками, оцениваемых по критерию индивидуальной полезности, которая может учитывать или не учитывать узко определенный эгоистический интерес. В случае с чисто общественным (благом, выгоды, полученные индивидом, как они им оцениваются, должны превышать его долю в издержках, с которой он готов согласиться и которая оценивается им с учетом отвергнутых альтернатив получения частных благ. Многосторонний обмен, обеспечивающий общественные блага, сдвигает каждого индивида от положения, в котором он первоначально наделен некоторым количеством частных благ к положению, в котором он наделен и общественными благами и которое он оценивает более высоко по критерию полезности. Каждый индивид в коллективной организации двигается в сторону более высокого положения по собственной кривой полезности, либо думает, что это происходит в результате принятия по правилу единогласия коллективных решений по поводу общественных благ.
Однако подобный результат совершенно не гарантирован, когда коллективные решения принимаются в соответствии с правилом, не предусматривающим единогласия. Например, при голосовании простым большинством индивид может обнаружить, что принятое решение об обеспечении коллективного блага скорее сдвигает его вниз, чем вверх по его кривой полезности. В чем же тогда состоят его "права" при таком постконституционном обмене? Может показаться, что для индивида, о котором идет речь, этот вид обмена вряд ли может быть назван "договором". Блага, представляющие для него определенную ценность, отбираются у него вопреки выраженному им желанию. Над ним явно совершается насилие, подобное тому, которое творит бандит, когда отбирают у него бумажник в Центральном парке. Такие рассуждения стали общим местом, однако, они чаще всего маскируют многое из того, что требует подробного анализа. Вор отбирает бумажник у жертвы; мы должны были бы согласиться, что здесь применено насилие в чистом виде, так как "жертва", вор и третьи лица согласны с правами собственности и признают их. Бумажник принадлежал жертве по праву собственности, закрепленному за ним и признаваемому всеми. Можно ли грабеж сравнивать с ситуацией, когда гражданин вынужден под страхом наказания заплатить налоги на финансирование общественных благ в сумме, превышающей ту, которую он внес бы добровольно. Подобна ли вору коллективная организация, которая функционирует под управлением эффективно принимающей решения коалиции, действия которой санкционированы теоретическим конституционным договором? Несомненно, многие люди именно так воспринимают коллективную организацию, причем не только те, чья полезность может быть напрямую уменьшена в тот или иной момент.
Это один из главных источников ошибок в современных спорах о социальной политике, а связан он с парадоксом управления, который мы будем более подробно исследовать в шестой главе. Если, как мы постулировали, индивидуальные права определяются как возможность что-либо делать с учетом определенного количества располагаемых благ наряду с членством в коллективной организации, которая наделена властью действовать в соответствии с правилом не-единогласия, и, далее, если эти права были бы повсеместно признаны, то для индивида становится нелогичным утверждать, что его "права" нарушаются просто потому, что действуют такие правила принятия решений, которые предусмотрены конституционно. Теперь стоит еще раз повторить, что анализ по-прежнему не учитывает фактора времени. Мы предполагаем, что одни и те же индивиды участвуют и в процессе заключения теоретического конституционного договора, и в постконституционном процессе. Из этого следует, что если конституционный договор, определяющий отдельных индивидов через права собственности, заключен, и если все осознают, что эти права предполагают членство в коллективной организации, государстве, в рамках которой разрешено принимать коллективные решения по правилу не-единогласия, то каждый индивид должен на этой предварительной стадии принять ограничение своих собственных прав, которое может быть результатом подобного процесса принятия решений. (Заметим, что это утверждение не предполагает, что первоначальный конституционный договор сам по себе оптимален и эффективен. Заметим также, что факт справедливости или несправедливости этого договора не имеет здесь к делу никакого отношения.)
Для ясности анализа полезно будет различать две институциональные структуры, в рамках которых возможно отступление от правила единогласия при коллективных действиях.
В первой - коллективные решения принимаются без полного согласия всех членов общества, но правила их принятия ограничены внешне так, чтобы гарантировать результаты, которые теоретически могли бы быть приняты в условиях полного единогласия, причем без осложнений, связанных с достижением согласия или взаимными уступками. Другими словами, положение всех индивидов в обществе по итогам конституционного выбора должно быть, по критерию полезности, предпочтительнее того, которое они занимали ранее. При таких ограничениях представляется разумным рассматривать коллективные действия как непрямой договор, или обмен. Правило принятия решений, не предусматривающее единогласие, необходимо, чтобы избежать поведенческих эффектов, обусловленных применением правила единогласия. В то же время цель использования правила-субститута состоит в достижении по существу тех же целей. Даже если индивид мог бы сделать иной выбор, по сравнению с тем результатом, который был получен при использовании правила-субститута, он увеличит свою чистую полезность посредством участия в коллективной организации. Как будет показано в дальнейшем, нельзя утверждать, что этот ограниченный отход от единогласия не соответствует процессам, происходящим в реальном мире.
В рамках институциональной структуры второго типа, которую следует проанализировать, правила принятия коллективных решений неограничены, и когда единогласие отброшено, индивид может действительно оказаться пострадавшим, понести чистые потери в результате своего "участия". Другими словами, его уровень полезности может в результате оказаться ниже того, который имел бы место при полном отсутствии коллективных действий. (Напомним, что мы по-прежнему предполагаем, что действует наше допущение о всеобщем признании первоначально определенных прав на блага, которыми располагают индивиды.) Было бы не совсем лексически верным называть этот процесс "договорным". В данном случае коллективные действия могут показаться индивиду подобными, или даже хуже тех, которые предпринимает грабитель в парке. Однако и в этом случае необходимо внимательно посмотреть, какие именно защитные меры от эксплуататорских коллективных, или государственных, решений предусмотрены в конституционном договоре. Если в конституции допускается возможность ничем не ограниченных коллективных действий, предпринимаемых в соответствии с правилом не-единогласия, то реально индивид не "владеет" первоначальным количеством располагаемых благ в такой форме, которую действительно можно было бы назвать "собственностью" при альтернативной конституционной структуре. Понятие "частная собственность" в данных условиях приобретает совершенно иной смысл, который необходимо подробно рассмотреть. Однако было бы полезным сначала более систематически представить упоминавшуюся альтернативную конституционную структуру.2

        Рис.3.1.


Непрямой договор при правилах принятия решений, не предусматривающих единогласие. Мы можем рассмотреть первую из двух альтернатив с помощью простой модели с двумя индивидами и одной диаграммы. На рис. 3.1 на оси ординат мы откладываем полезность индивида А, а на оси абсцисс - полезность индивида В. (Эта конструкция подобна той, которая изображена выше на рис. 2.2 во второй главе.) Полезность, достигнутая каждым индивидом в результате учреждения конституционного договора, показана точкой С. Обмен делимыми частными благами между двумя индивидами сдвигает ее в точку Е. Однако еще существуют потенциальные доходы-от-обмена, которые будут получены при обеспечении блага, потребляемого совместно. (Модель с двумя индивидами рассматривается здесь как аналог модели с несколькими индивидами; в реальном взаимодействии между двумя людьми в процессе достижения согласия возник бы ряд проблем, связанных с совместным несением бремени издержек.) Если группа может принять решение единогласно, то это гарантирует расположение конечного результата в верхнем правом квадрате от Е; эта площадь ограничена пунктирными линиями, проведенными из точки Е. Однако допустив существование в нашей модели множества индивидов, мы предположили, что правило единогласия не выполнимо и конституционно принят некоторый вариант, допускающий не-единогласные решения. Для примера с двумя индивидами это означает, что решения, касающиеся группы, будут приниматься либо одним индивидом, либо другим (либо А, либо В) - и независимо от предпочтений другого.
Мы предполагаем, что коллективные решения касаются обеспечения и финансирования единственного чисто общественного блага. Заметим, что это допущение само по себе жестко ограничивает набор возможных результатов. В крайнем случае, единственный "правитель" мог бы отнести все издержки по обеспечению коллективного блага до уровня собственного насыщения на счет своего подручного. Однако одно такое ограничение само по себе обычно недостаточно для того, чтобы результат находился в сфере непрямого обмена, ограниченного пунктирными линиями на рис. 3.1. Примем дополнительное ограничение, что основной конституционный договор также определяет систему налогообложения. Иными словами, в конституции установлено, что обеспечение единственного общественного блага должно финансироваться за счет особых налогов. Мы могли бы выбрать любую из известных ее моделей, такую, например, как равный подушевой налог, пропорциональный налог на доходы, прогрессивный налог на доходы и др. Если система налогообложения выбрана соответствующим образом, результаты использования правила принятия решений одним человеком могут принести чистую выгоду обоим индивидам. В идеальном случае выбор налоговой системы мог бы даже сделать несущественными сами правила, по которым принимаются коллективные решения, поскольку все они приводили бы к одинаковому результату.3 Конечно, идеальный налог не может быть выбран на конституционном уровне. Но, выбрав некоторую систему налогообложения, реализуемую на практике, и одновременно ограничив коллективные действия обеспечением действительно общественных благ, мы могли бы достоверно прогнозировать, что результаты действий будут располагаться в сфере Парето-улучшений. Рассмотрим в дополнение к рис. 3.1 модели предложения, показанные на рис. 3.2, и предположим, что утвержден равный подушевой налог. Если "правитель" - индивид А, то он выберет количество блага, равное Qa; если правит индивид В, то он выберет количество, равное Qb. Заметим, что в любом случае "подданный" все еще получит чистую фискальную выгоду от участия в договоре об обеспечении общественного блага. Мы могли бы изобразить эти различные результаты на рис. 3.1 точками А* и В* соответственно. Заметим, что обе они вполне попадают в границы набора Парето-улучшений.

        Рис.3.2.


Это означает, что либо точка А*, либо точка В* теоретически могли бы быть достигнуты и при действии правила единогласия, в зависимости от имеющегося набора вариантов во взаимной торговле относительно решения, которое могло бы привести к таким результатам. Находясь в условиях заранее не им определенной системы налогообложения, "не-правитель" В не будет удовлетворен, находясь в точке А* или Qa. Он будет находиться в точке, для которой характерно неравновесное соотношение между предельной полезностью общественных благ и их предельной ценой, представленной ставкой налога. Если бы его сделали "правителем", то он предпочел бы перейти в точку В*, или Qb. Следовательно, он будет "несчастлив" от налогово-бюджетного решения, принимаемого А (в точке А*). Таким же результат становится для А в обратном случае, когда он должен стать "не-правителем".
Конечно, различные ограничения приводят к разным результатам даже при использовании одних и тех же правил принятия решений. Предположим, что А остается тем, кто принимает коллективные решения, но теперь вместо равного подушевого налога используется пропорциональный налог на доходы. Далее предположим, что у В доход выше, чем у А, как показано различием в положении кривых Da и Db на рис. 3.2. Этот налог приведет к сокращению количества блага, которое предпочтет В, и к увеличению количества, предпочитаемого А. В рамках этой схемы налогообложения индивид А мог бы в оптимальном случае выбрать количество блага Qa*, а индивид В - Qb*. При действии правила принятия решений одним индивидом, достигаемые им уровни полезности показаны соответственно точками А** и В** на рис. 3.1. Как видно, оба остаются в сфере Парето-улучшений по отношению к первоначальному положению в точке Е. Этот пример показывает, что может существовать целый ряд налоговых и бюджетных систем или вообще конституционных ограничений фискального процесса, которые обусловят эффективное действие правил, не предусматривающих единогласие, в качестве инструмента по обеспечению так называемого "непрямого обмена" чисто общественными благами между индивидами.
Важно понять как цели, так и масштаб возможных конституционных ограничений, действия правил, не предусматривающих единогласие при принятии коллективных решений на постконституционной стадии общественного взаимодействия. Чтобы соблюсти широкие договорные принципы, индивидам необходимо гарантировать, что государственная политика принесет им чистые выгоды, а не ущерб. Однако в "структуре обмена" общественными благами нет ничего, что обусловливает единственность варианта распределения выгод от сделки, ничего подобного единственности распределения сопоставимой чистой получаемой прибыли при обмене частными благами, никакого уникального ценового вектора, возникшего из идеализированного процесса перезаключения договоров. Поэтому возможны совершенно различные варианты политико-институциональной структуры, варианты правил, которые удовлетворяют результатам, взаимно выгодным всем сторонам. На языке теории игр, ядро игры с общественными благами значительно более широко и инклюзивно, чем в играх с частными благами.4
Если производятся компенсации и трансакционные издержки равны нулю, то аллокация при обеспечении чисто общественного блага будет неизменной только в случае отсутствия эффекта дохода или его игнорирования. Однако любой вариант аллокации может сам по себе быть следствием любой из целого ряда моделей распределения богатства. Такой вариант должен удовлетворять условию, что предельные цены, устанавливаемые отдельными участниками, находились в особой связи друг с другом. Никакой подобной связи нет между средними ценами. При "непря мом обмене" ограничения сравнительно мягкие: все индивиды должны получить чистые выгоды. В более общем случае, когда компенсации велики, эти ограничения также допускают значительное отклонение от идеальной эффективности распределения. Единственное необходимое условие состоит в том, чтобы обмен общественными благами, рассматриваемый как игра, имел положительную сумму для всех участников. Не обязательна максимизация совокупных выплат. В той степени, в какой на общую сумму выплат могут повлиять правила принятия решений, одним из критериев приспособления на конституционном этапе становится предсказуемая эффективность распределения. Но, как мы вправе предположить, нормы распределения вполне могут быть предпочтены этому критерию.
Неограниченный отход от правил единогласия. Если коллективные решения могут приниматься по правилам, не предусматривающим единогласие, причем безо всяких конституционных ограничений, то возникает совершенно иная модель. Вспомним, что в нашей основной схеме предполагалось концептуальное разграничение между стадией конституционного договора, на которой определяются права индивидов и формулируется правило принятия коллективных решений, и стадией постконституционного договора, на которой между людьми, чьи права осуществлять какую-либо деятельность и распоряжаться материальными благами определены на предшествующем этапе, происходят сделки и обмен. Эта схема позволяет нам анализировать рыночный процесс обмена частными благами и те политические процессы, которые воплощают в себе процесс "обмена" общественными благами, на постконституционной стадии. Мы проанализировали "непрямой обмен", который происходит при ограниченном правиле принятия решений, когда отсутствует единогласие. Однако, если при разграничении прав на конституционной стадии допускается, чтобы в коллективной организации, государстве, решения принимались в соответствии с ничем не ограниченными правилами не-единогласия, в предложенной схеме возникает внутреннее противоречие. В примере с двумя индивидами мы вряд ли смогли бы доказать, что права индивида В определены на некоторой предшествующей стадии, если права А всеобъемлющи и неограничены. Подчеркиваю, что в модели необходимо определение "прав", или пределов полномочий субъекта, принимающего решения, касающиеся коллективной организации, так же как и прав отдельных членов коллектива. Пока действия коллективной организации ограничены, как отмечено выше, мы могли говорить, что договаривающимися сторонами на постконституционных переговорах являются индивидуальные граждане. Политический процесс, хотя он и значительно более сложен, становится подобен процессу рыночному. Но если все оковы с коллективных действий сняты, то мы не можем рассуждать далее таким образом.
Можно было бы попытаться избежать этого явного противоречия с помощью "вероятностных прав".5 Иными словами, мы могли бы рассматривать права человека и другие индивидуальные права, определенные в конституционном договоре, как объект для воздействия со стороны неограниченной коллективной организации, принимающей решения по одному из широкого набора правил, не предусматривающих единогласия, начиная от почти-единогласия в случае с квалифицированным большинством Викселля, через голосование простым большинством и до диктатуры одного человека. Стоимость любого реального права индивида на "блага", включая и право на саму жизнь, тогда могла бы быть представлена некоторой "ожидаемой стоимостью", определяемой характеристиками действующего правила принятия решений, социальной историей коллективной организации, стоимостью номинальных прав и вероятностью, что эти права будут изменены (расширены или сужены) в результате действий, предпринятых от имени государства, или публичной власти.
Рассмотрим, например, положение индивида за которым номинально было закреплено право распоряжаться относительно большой долей "благ", но являющегося членом такой коллективной организации, в рамках которой решения принимаются простым большинством голосов без явных или задаваемых традицией конституционных ограничений. В этих условиях вероятность для индивида, о котором идет речь, сохранить полную номинальную стоимость закрепленых за ним "благ" или увеличить ее, участвуя в процессе "обмена" общественными благами, может быть низкой. Он счел бы возможным рассчитать некоторую вполне реальную "ожидаемую стоимость" его номинальных прав. Вопрос состоит в том, может ли она служить основой для обмена как частными, так и общественными благами. В той степени, в которой обмен может осуществляться на основе такой ожидаемой стоимости, кажется очевидным, что элемент риска обязательно затормозит движение в сторону большей эффективности. Однако возникает и более фундаментальная проблема, касающаяся номинально закрепленных прав, ожидаемую стоимость которых рассчитывал индивид. Если договорные условия точно соблюдаются, то почему индивид должен принять неограниченную власть коллективной организации, когда он сопоставляет ее со сравнительно более предпочтительным набором номинальных прав? Почему он вообще должен уступить в вопросе закрепления за коллективной организацией ничем не ограниченных прав? Это возвращает нас к анализу самого конституционного договора, который мы попытались отнести к следующей главе. Но предварительный ответ может быть предложен и здесь. Если индивид осознает существование неограниченной коллективной организации, которая уменьшает ожидаемую стоимость его чистых номинальных прав, то он, действуя рационально, должен предпочесть некоторое изначально определенное конституционное сужение его номинальных прав наряду с одновременным ограничением коллективных действий. Подобным же образом, если другой индивид сочтет, что ожидаемая чистая стоимость его прав в условиях ничем не ограниченных коллективных действий превышает номинальную, он должен предпочесть нечто большее номинально закрепленного, но наряду с ограничением коллективной организации. Для обоих индивидов такое ограничение уменьшит неопределенность.
Это обеспечивало бы логическую основу для ограничения коллективной организации как реально действующего субъекта, даже если институционально необходимо, чтобы этот субъект действовал независимо от индивидуальных усилий. Дополнительной причиной конституционного ограничения коллективных действий является осознание того, что в случае полного его отсутствия, у людей появятся более сильные стимулы попытаться обеспечить себе контроль над принятием коллективных решений. Подобного рода контроль становится инструментом получения выигрыша в политической игре с нулевой суммой. А для общества в целом все ресурсы, направленные на получение такого контроля, являются непроизводительными. Конечно, стимулы заполучить контроль над машиной принятия коллективных решений не исчезают и в модели с полными ограничениями. Как показывает простая диаграмма на рис. 3.1, от того, кто из двух индивидов в обществе, А или В, является субъектом, соглашающимся с решениями другого, зависит величина разницы в полезности. Однако в модели без ограничений индивид А может рассматривать перспективу перехода в точку Аи, если бы он получил контроль над процессом принятия решений в коллективной организации, а В подобным же образом привлекают перспективы перехода в положение Ви, если бы ему удалось захватить бразды правления. Ясно, что стимулы инвестировать ресурсы в "политику" становятся значительными по величине в модели без ограничений, нежели с ними.
Вывод из всего этого состоит в том, что у индивида, контролирующего процесс принятия коллективных решений, возникают стимулы использовать этот инструмент скорее для создания непосредственно ему приятных делимых частных благ, нежели для производства действительно общественных благ, которые принесут выгоды всем индивидам в обществе. Вполне вероятно, что чистое богатство и масштабы перераспределения дохода будут казаться значительно большими при конституционно неограниченном режиме, чем при конституционно ограниченных коллективных организациях. Использование налоговых поступлений от тех, кто в "оппозиции", для финансирования счетов в швейцарском банке тех, кто "у власти", - известный пример из реальной жизни.
В определенном смысле анализ неограниченных коллективных действий, осуществляемых по не-единогласно принятым решениям, оказывается замкнутым кругом. В широком "социальном" смысле самой целью определения прав в конституционном договоре является содействие упорядоченной анархии, обеспечение основы, на которой люди могут совершать сделки и обмены как простые, так и сложные по форме. Определив и приняв структуру прав, индивиды могут уменьшить свои расходы на деятельность по защите или захвату и заняться делом, увеличивая уровень полезности посредством свободных договорных соглашений друг с другом. В той степени, в какой допускается выход коллективных действий за рамки взаимных выгод от обмена, как прямых, так и косвенных, общество делает главный шаг назад в анархичные джунгли или, в первую очередь, оказывается неспособным сделать главный шаг в направлении выхода из них.
Неограниченная коллективная организация вряд ли могла возникнуть в результате рационального договора между людьми. Исторически явная ступень конституционного договорного процесса могла вообще никогда не существовать; структура прав могла возникнуть в процессе эволюции и без осознаваемого соглашения. Тогда налицо явное противоречие. Даже если некий первоначальный договор и мог быть заключен, для целей моего анализа более важно то, что структура индивидуальных и коллективных прав с течением времени может размываться. Являясь однажды ограниченной, власть коллективной организации может постепенно быть расширена до такой степени, что на практике становится неограниченной. Как мы отмечали раньше, договорные модели не созданы для того, чтобы описывать реальные исторические процессы. Напротив, они разработаны для содействия выработке критериев, с помощью которых могут быть оценены существующие политико-правовые системы. В этом контексте эмпирическое свидетельство существования неограниченной коллективной организации наводит на мысль, что само генеральное соглашение могло бы быть подвергнуто действительному конституционному пересмотру.
Анализ, проведенный в этой и во всех прочих главах, основывается на нормах индивидуализма, рассматривавшихся в первой главе. Позиция, занятая мною, может быть явно противопоставлена якобы "позитивистской" точке зрения, заключающейся в отрицании возможности ограничить коллективную организацию каким бы то ни было образом. Это была точка зрения Гоббса, и его теоретической модели индивиды уступают все права государю в момент заключения первоначального договора. В терминологии, используемой в этой книге, такое утверждение аналогично тому, что только коллективная организация, государство, владеет тем, что может быть названо "правами". Права индивидов на осуществление особых видов деятельности, включая размещение и использование ресурсов, в любое время подлежат произвольному переопределению государством. И действительно, главная роль правительства в этой позитивистской модели состоит в урегулировании ситуаций, когда у индивидов или групп имеются конкурирующие права, что обязательно предполагает непрерывный передел границ.6 Я не буду защищать подход, использованный в данной книге, от доводов позитивистов, поскольку эмпирически нереально доказать, возможно ли действительно ограничить власть правительства и защитить индивидуальные права. Однако именно на данной стадии анализа отношение индивидов к действительности представляется более важным, чем действительность сама по себе. Правительственные решения всегда принимаются людьми, и если эти люди действуют в рамках парадигмы, воплощающей значимые конституционные ограничения, независимо от того, используется ли реальная власть или нет, представляется неизбежным анализ, опирающиеся на условные предположения типа "как если бы...".

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 В рамках подхода, использованного и там, и здесь, единогласие представляет "идеал", отступление от которого диктуется соображениями эффективности принятия решений. Согласие остается теоретическим идеалом. Аргументы против этого подхода содержатся в докладе, представленном в марте 1973 г. на конференции Ассоциации ученых, занимающихся теорией общественного выбора в Колледж-парке в Мерилэнде.: Douglas W.Rae. The Limits of Consensual Decision.
2 Весь этот анализ напрямую связан с проблемами "справедливой компенсации", которые рассматриваются в контексте современных правовых доктрин в блестящем большом очерке Фрэнка Михельмана: Frank J.Michelrnan.
3 Викселль был первым, кто понял глубинную взаимозаменяемость между системой налогообложения и правилами принятия коллективных решений. При более гибкой налоговой системе могут быть приняты такие правила принятия коллективных решений, которые предусматривают согласие большего числа индивидов, что обеспечивает большие гарантии против фискальной эксплуатации. Однако Викселль не выстроил обратную логическую цепь. При создании эффективной налоговой системы потенциальная эксплуатация, которая возможна из-за принятия не-едино-гласных решений, может быть уменьшена и, до некоторых пределов, полностью исключена. Анализ этой взаимосвязи проведен в моих книгах Demand and Supply of Public Goods, а также Public Finance in Democratic Process. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1967.
4 Из формальных доказательств того, что "решение" Линдаля игры с общественными благами является ее ядром, не следует отсутствие множества других "решений", которые равным образов могут квалифицироваться как обеспечивающие инклюзивность. В этом смысле, равновесие Линдаля в играх с общественными благами вообще не сопоставимо с конкурентным равновесием с частными благами. Чтобы сделать графическую иллюстрацию на рис 3.1 более применимой для условий с большим числом участников, мы не можем изменить интерпретацию положения в точке Е, условившись, что это положение достигается в результате завершения всех актов обмена между индивидами частными благами и всех актов обмена совместно потребляемыми благами, которые происходят в рамках коалиций меньших по числу участников, чем широкая рассматриваемая группа. При такой модификации и график, и сам анализ могут показать налагаемые на правила принятия политических решений ограничения, состоящие в том, что в такой политической системе все должны учитывать мнения одного.
5 Рассуждения на эту тему в контексте теории экономики благосостояния содержатся в статье: A. Mitchell Polinsky. "Probabilistic Compensation Criteria". Quarterly Journal of Economics, 86. August 1972, pp.407-25.
6 Уоррен Самуэльс - явный современный выразитель этой позитивистской точки зрения. Благодаря обмену статьями, посвященными одной особой правовой проблеме, стали ясны основные методологические различия между этой точкой зрения и моей собственной. См.: Warren J. Samuels. "Interrelations Between Legal and Economic Procesess". Journal of Law and Economics, 14, October 1971, pp.435-50; James M. Buchanan. "Politics, Property, and the Law: An Alternative Interpretation of Miller et al. v. Schoene". Journal of Law and Economics, 15, October 1972, pp.439-52; Warren J. Samuels. "In Defense of a Positive Approach to Government as an Economic Variable". Journal of Law and Economics, 15, October 1972, pp.453-60.
Более обстоятельное обоснование точки зрения Самуэльса содержится в его статье: "Welfare Economics, Power, and Property". Perspectives of Property, ed. by G. Wunderlich and W. L. Gibson, Jr. State College, Pennsylvania: Institute for Land and Water Resources, Pennsylvania State University, 1972, pp.61-146.
Новости портала
Рекомендуем посетить
Allbest.ru
Награды
Лауреат конкурса

Номинант конкурса
Как найти и купить книги
Возможность изучить дистанционно 9 языков
 Copyright © 2002-2005 Институт "Экономическая школа".
Rambler's Top100