Возможно, трудность состоит в том, что сам образ "маржиналистской революции" есть разновидность реконструкции задним числом развития экономических теорий (подобно понятиям "меркантилизм" и "классическая экономическая наука" у Кейнса), обреченной порождать псевдоисторические головоломки. Это значительная часть проблемы, но еще не вся проблема. Полемика по поводу так называемой маржиналистской революции на самом деле смешала две совершенно различные вещи: объяснение возникновения революции (если это было революцией) и объяснение ее конечного триумфа.
l. Новая отправная точка
Давайте вспомним основные направления классической экономической науки. Обратимся ли мы к Смиту, Рикардо или Джону Стюарту Миллю, экономическая проблема по сути представляется как противопоставление между количественно ненаращиваемой землей и количественно наращиваемым трудом, где капитал относится к последней категории как подверженные откладыванию в запас промежуточные блага. Задачей экономического анализа было раскрыть - как изменения в количестве и качестве рабочей силы воздействуют на темп роста совокупного продукта. Так как темп роста общественного продукта считался функцией от нормы прибыли на капитал, вековые тенденции факторных цен и распределительных пропорций естественным образом выступили на первый план в качестве ключевых элементов экономического процесса. Акцент делался на накопление капитала и экономический рост в контексте экономики частного предпринимательства. В рамках классической экономической теории свободная конкуренция считалась желательной, так как она несла тенденцию к расширению рыночной сферы, вызывая дельнейший прогресс в разделении труда - экономическое благосостояние понималось в физических категориях и принималось приблизительно соответствующим объему совокупного продукта.
Однако после 1870 г. экономисты, как правило, постулировали некоторое заданное предложение факторов производства, независимо определяемое началами, действующими вне сферы компетенции анализа. Суть экономической проблемы заключалась в поиске условий, при которых данные производительные услуги распределялись бы с оптимальным результатом между конкурирующими направлениями использования - оптимальным, в смысле максимального удовлетворения потребителей. Это исключало рассмотрение последствий как повышения количества и качества ресурсов, так и динамического возрастания потребностей - последствий, которые экономисты классической школы считали обязательным условием развития экономического благосостояния. Экономика впервые стала наукой, которая изучает взаимосвязь между данными целями и данными ограниченными средствами, имеющими альтернативные возможности использования. Классическая теория экономического развития была заменена концепцией общего равновесия в рамках принципиально статической структуры.
Все это прекрасно представлено в подходе "новой экономической теории" к мальтусовой теории народонаселения. С пришествием предельного анализа последняя исчезла из экономической науки, но не потому, что экономисты перестали в нее верить. Большинство великих фигур того периода - Джевонс, Маршалл, Уикстид, Вальрас и Кларк - считали теорию Мальтуса в целом справедливой. Но рост населения в новой экономической теории трактовался как экзогенная переменная. "Задача экономической науки", по словам Джевонса, такова: "Дан определенный уровень населения с различными потребностями и производственными возможностями, обладающего определенным количеством земли и других материальных ресурсов; требуется найти способ приложения его труда, который будет максимизировать полезность произведенного".
Ударение на распределение данного объема средств с максимальным эффектом намного сильней в лозаннской и австрийской традициях, чем в английской школе, где доминировал Маршалл. Последний воспринял экономические знания от Милля и сохранил связь с классическим течением мысли через теорию ценности на основе реальных издержек. Более того, он никогда полностью не отказывался от глубоко укоренившегося классического убеждения, что экономическое благосостояние зависит от накопления капитала и роста населения в той же степени, как и от распределения ресурсов. Он сторонился рискованных абстракций общего равновесия, стационарных условий и совершенной конкуренции склоняясь в сторону частичного анализа определенных секторов с особым упором на долгосрочное приспособление растущих отраслей к условиям свободной конкуренции. Но даже Маршалл больше внимания посвятил действию конкуренции, как силы, стесняющей распределение ресурсов в рамках заданной рыночной среды, нежели экспансии самого рыночного пространства. Его теоретизирование по поводу долгосрочного временного горизонта по сути статично, что первым признал бы он сам.
Господствующая роль понятия предельного замещения в новом экономическом анализе объясняется неожиданным появлением в явном виде математической аргументации. Опять же не теория полезности, а скорее маржинализм как таковой придал математике выдающуюся роль в экономической науке после 1870 г. Не случайно, что австрийцы, всегда настаивавшие на ведущей роли полезности, были полностью не сведущи в математике вообще - ни Менгер, ни Визер, ни Бём-Баверк во всех своих трудах никогда не использовали в полном смысле слова алгебраических уравнений или геометрических построений. Более того, они, исходя из методологических предпосылок, возражали против математики как инструментария экономического анализа. В письме Вальрасу от 1884 года Менгер настаивал на том, что математика бессильна помочь экономисту постигнуть качественную "сущность" таких феноменов, как ценность, рента и прибыль. Эта позиция оставалась характерной для представителей австрийской школы, которые дошли до того, что стали избегать любого акцента на взаимное и одновременное определение всех экономических параметров.
Однако, за этим исключением, все экономисты того периода обладали по меньшей мере средней математической подготовкой. Джевонс, Маршалл, Уикстид, Викселль, Кассель - примеры так называемых грамотных экономистов, хотя среди них только Маршалл и Викселль могут считаться владеющими математической техникой. Такие экономисты, как Вальрас, Курно, Эджуорт и Парето, были, конечно, в чистом виде экономистами-математиками, хотя здесь стоит отметить, что Вальрас обладал только чутьем математика, а не какой-либо техникой. Тем не менее, впечатляет тот факт, что среди великих экономистов второй половины XIX в. только Кларк и Бём-Баверк сумели внести фундаментальный вклад в экономическую теорию без использования или знания математики.
Математический аппарат, применявшийся экономистами того времени, не шел дальше дифференциального исчисления. Экономические функции неизменно предполагались дифференцируемыми и непрерывными. Однако основополагающий принцип максимизации в равной степени приложим и к разрывным функциям. Общий принцип - это упорядоченный перебор ряда допустимых состояний, выражаемых соответствующими значениями подобающего максимизируемого показателя, где оптимальное состояние - то, которое присваивает этому показателю максимально возможное значение. Является ли этот показатель полезностью, прибылью или продуктом в физическом выражении, анализ формально остается идентичным. Предельный анализ должным образом применим, только когда максимизируемая функция непрерывна по максимизируемому показателю. Но разрывность представляет лишь формальную, а не содержательную сложность в анализе. В этом смысле предельный анализ как таковой переходит на второй план, а то, что выдвигается на первый план, - это принцип, что экономическое поведение есть максимизирующее поведение при наличии ограничений.
2. Принцип максимизации
Математический аппарат, применявшийся экономистами того времени, не шел дальше дифференциального исчисления. Экономические функции неизменно предполагались дифференцируемыми и непрерывными. Однако основополагающий принцип максимизации в равной степени приложим и к разрывным функциям. Общий принцип - это упорядоченный перебор ряда допустимых состояний, выражаемых соответствующими значениями подобающего максимизируемого показателя, где оптимальное состояние - то, которое присваивает этому показателю максимально возможное значение. Является ли этот показатель полезностью, прибылью или продуктом в физическом выражении, анализ формально остается идентичным. Предельный анализ должным образом применим, только когда максимизируемая функция непрерывна по максимизируемому показателю. Но разрывность представляет лишь формальную, а не содержательную сложность в анализе. В этом смысле предельный анализ как таковой переходит на второй план, а то, что выдвигается на первый план, - это принцип, что экономическое поведение есть максимизирующее поведение при наличии ограничений.
Для большей ясности добавим, что обсуждаемый принцип - это принцип уравнивания предельных значений: если определенное количество чего-либо распределяется между несколькими конкурирующими способами применения, то среди возможных распределений существует некоторое "эффективное", когда каждая единица делимого распределена так, что выгода перемещения ее к одному из способов будет в точности равна потерям из-за отвлечения ее от другого способа. Относим ли мы это к распределению фиксированного дохода между некоторым числом потребительских благ, или фиксированных выплат между некоторым числом производственных факторов, или данного количества времени между трудом и досугом, - принцип везде остается одним и тем же. Более того, в каждом случае проблема распределения имеет максимизирующее решение тоща, и только тогда, когда передача единицы делимой величины одному-единственному способу употребления подвержена закону убывающей отдачи. В теории домашнего хозяйства оптимальное состояние достигается, когда потребитель распределил данный доход таким образом, чтобы уравнялись предельные полезности каждого доллара или покупки; "закон" убывающей предельной полезности обеспечивает существование такого оптимума. В теории фирмы оптимальный результат достигается, когда уравнены предельные физические продукты на каждый доллар стоимостной оценки фактора производства - "закон" убывающей предельной производительности играет ту же роль, что и убывающая предельная полезность в теории спроса. Оба примера представляют собой просто практическое применение "принципа равенства предельной нормы замещения". Неоклассическая экономическая наука в целом есть не более, чем расшифровка этого принципа в еще более широком контексте вкупе с демонстрацией того, что совершенная конкуренция в определенных условиях действительно продуцирует распределение расходов и ресурсов в соответствии с принципом равенства предельной нормы замещения.
Легко видеть, что принцип равенства предельной нормы замещения относится только к заданным количествам денег, ресурсов или времени, которые нужно распределить, и имеет значение лишь постольку, поскольку справедливо начальное предположение о фиксированности делимой величины. Сегодня нам стали известны такие виды экономических теорий, которые не опираются на принципы максимизации. В современной макроэкономике мы можем постулировать совокупный результат индивидуальных актов выбора в соответствии с определенным глобальным правилом, не обязательно будучи а состоянии продемонстрировать, почему это глобальное правило работает - например, функция потребления у Кейнса построена не на основании индивидуального максимизирующего поведения. В классической экономической науке анализ в конечном счете возвращается к исходному пункту - максимизирующим действиям индивидов, но в центр внимания ставятся - вместо изучения распределения ресурсов на какой-то момент времени - траектории во времени последовательных состояний равновесия. К лучшему или нет, но в промежутке 1879-1914 г. экономическая теория почти полностью заключалась в статическом микроэкономическом анализе, непосредственно основанном на правиле равенства предельной нормы замещения.
Экономисты классической школы выводили цены продуктов из так называемых "естественных" норм вознаграждения трех производственных факторов. Таковые, в свою очередь, толковались отдельными теориями: земельная рента определялась как дифференциальный излишек сверх предельных издержек возделывания земли, оплата труда регулировалась долгосрочными издержками производства средств существования, а норма прибыли на капитал трактовалась как остаточная величина. Только в случае труда присутствовала проблема распределения, которая решалась путем непосредственного приложения теории ценности. Ценность земли и капитала должна была быть объяснена с помощью принципов, кардинально отличных от тех, которые применялись для толкования относительных цен продуктов.
3. Ценность и распределение
Экономисты классической школы выводили цены продуктов из так называемых "естественных" норм вознаграждения трех производственных факторов. Таковые, в свою очередь, толковались отдельными теориями: земельная рента определялась как дифференциальный излишек сверх предельных издержек возделывания земли, оплата труда регулировалась долгосрочными издержками производства средств существования, а норма прибыли на капитал трактовалась как остаточная величина. Только в случае труда присутствовала проблема распределения, которая решалась путем непосредственного приложения теории ценности. Ценность земли и капитала должна была быть объяснена с помощью принципов, кардинально отличных от тех, которые применялись для толкования относительных цен продуктов.
В рамках "новой экономики" теория распределения интерпретировалась как не более, чем аспект общей теории ценности. Факторы вознаграждаются по причине их дефицитности относительно запросов потребителей на продукты, которые эти факторы могли бы произвести. Процесс производства и распределения имеет значение лишь постольку, поскольку он модифицирует возможность потребительского выбора. Спрос на факторы является производным; когда предложение факторов и их технологические нормы преобразования заданы, тоща цены производственных услуг и цены потребительских благ в равной степени определяются запросами потребителей. Поэтому здесь нет места для специального анализа ценности каждого фактора производства. То, что авторы классической школы выдвинули специальную теорию распределения, как раз и является предметом критики со стороны современных авторов.
Экономисты классической школы часто излагали вопрос так, как будто распределение предшествует оцениванию продуктов в смысле причинности. С другой стороны, казалось бы, что ранние маржиналисты и особенно представители австрийской школы утверждали, что причинный порядок должен быть обращен вспять, причем доход факторов производства является результирующей величиной относительно рыночных цен продуктов производства, фактически, конечно, цены продуктов и факторов определяются взаимно и одновременно. Подлинная претензия новой экономической науки состояла в том, чтобы сокрушить "раздельный" подход рикардианского анализа. Рикардо, Милль и Маркс рассуждали о товарах так, будто все они производились с постоянными издержками при фиксированных технологических коэффициентах. Рикардо допускал изменчивость факторных пропорций в главе о "машинах", но при этом уступка никогда не вливалась в русло основного течения классической теории. Пуще того, общностью пожертвовали ради частного случая сельскохозяйственной продукции, где предельные издержки производства отклонялись от средних. Классическая экономическая наука, следовательно, была вынуждена оперировать двумя теориями ценности: цена промышленной продукции зависит исключительно от условий предложения, тогда как цена сельскохозяйственной продукции изменяется с масштабом производства и потому зависит от характера спроса. Это был намек на фатальную неопределенность в классической теории распределения, так как товары рабочего потребления большей частью считались продуктами сельского хозяйства, реальная заработная плата зависела от положения "границы обработки земли" и, следовательно, от длительности инвестиционного цикла в сельском хозяйстве.
Таким образом, в долгосрочном плане заработная плата в классической системе зависела от темпа накопления капитала, который в свою очередь зависел от состояния спроса. Но Рикардо и даже Маркс были склонны трактовать предложение капитала как управляемое минимальной - из существующих - нормой прибыли наподобие механизма "заработная плата - население". Помимо и сверх этой минимальной нормы, предложение капитала стимулировалось ростом и сдерживалось снижением нормы прибыли через ее воздействие на способность к инвестированию. Взамен этого Милль предположил, что предложение капитала через упомянутый стимулирующий эффект является функцией нормы прибыли, но тоща представление о цене предложения капитала в долгосрочном аспекте оставалось висеть в воздухе. В конечном итоге классическая экономическая наука не предложила ясного и законченного варианта анализа условий, регулирующих предложение капитала, так и не увязав состояние спроса с условиями предложения. В этом смысле рикардианской теории распределения не только недоставало общности, но она еще и оказалась неспособной выполнить свои собственные обещания.
Неоклассическая теория достигла большей степени общности и экономности в рассуждениях путем объяснения и факторных, и продуктовых цен на основе единого принципа. Новая теория охватывала как воспроизводимые, так и невоспроизводимые блага, как постоянные, так и варьирующие издержки. Теория дифференциальной ренты Рикардо была обобщена на все нетрансферабельные ресурсы, в то время как постулат, что ценность определяется производством при "наименее благоприятных условиях", был взят за основу определения всех цен. Большая степень общности, однако, редко является однозначным достижением. Если новая теория не охватывает всех параметров старой, степень общности будет меняться вместе с анализируемым предметом. Неоклассическая наука некоторым образом более ограниченна, чем классическая, - например, она принимала заданность предложения труда. Более того, предмет ее гордости - относительная экономность аргументации - был в значительной мере сведен на нет в последующие десятилетия. Если все, что сделал Бём-Баверк в области теории процента, как следует прокипятить, то в осадке останется одно утверждение: рынок капиталов ставит особенные проблемы из-за вездесущности фактора временной уценки. Маршаллом были отмечены и обсуждены "специфические свойства труда". В каждом случае, чтобы объяснить характеристики факторных рынков, привлекаются особые элементы, отсутствующие у большинства продуктовых рынков.
Когда предложение ресурсов задано в самом начале анализа, эти сложности по большей части исчезают. Но как только мы покидаем царство краткосрочного анализа и задаемся характерными для классиков вопросами о накоплении капитала и росте населения, претензия новой экономической науки, будто теория распределения есть не более, чем особый аспект теории ценности, выглядит чистой формальностью. Желчный критик мог бы сказать, что неоклассическая экономическая наука на самом деле достигла большей общности, но только посредством постановки более простых вопросов.
4. Генезис теории предельной полезности
Обрисовав ведущие характеристики новой экономической науки, мы теперь в состоянии поразмышлять немного о происхождении маржиналистской революции. Выдвинутые объяснения распадаются примерно на четыре категории: (1) автономное интеллектуальное развитие в рамках экономической науки; (2) плод философских течений; (3) результат определенных институциональных изменений в экономике; (4) протест против социализма, в особенности марксизма.
Рассмотрим по порядку. Первое - наиболее правдоподобное (если искать единственную причину) и наиболее широкое объяснение. Оно указывает на банкротство и распад классической экономической теории в 50-60-х годах XIX в., на фактический отказ от трудовой теории ценности в "Принципах" Милля, и в особенности на его отречение от доктрины рабочего фонда в конце б0-х годов. В ходе полемики против доктрины рабочего фонда Торнтон и Лондж обратили внимание на возможность искажения функций спроса и предложения на рынке труда; вдохновленный этим противоречием, Флеминг Дженкин изобразил кривые спроса и предложения в статье, опубликованной в 1870 г. Курно сделал это еще в 1838 г., но он был почти неизвестен в Англии. Джевонс работал над своей книгой, начиная с 1860 г., и уже опубликовал "Краткое описание общей математической теории политической экономии", где выдвигалась теория ценности на основе предельной полезности. В 50-е годы возродился интерес к трудам Бентама; следуя по его пути, Ричард Дженнингс в 1855 г. выдвинул принцип убывающей предельной полезности в форме "закона об изменении ощущений", а Маклеод в 1858 г. предвосхитил понятие антитовара (discommodity) и антиполезности (disutility) Джевонса в своем обсуждении нулевой и отрицательной ценности. То были авторы, из которых, по словам Джевонса, "более или менее осознанно развилась моя система".
Что касается Англии, то мы можем распознать нечто вроде самоветвления идей, питаемого растущим чувством неудовлетворенности прежними взглядами. Тот факт, что книга Джевонса была принята без восторга, подтверждает эту интерпретацию. Доктрина предельной полезности медленно преодолевала упорное сопротивление; новое и старое продолжали существовать бок о бок. "Экономика промышленности" Маршалла (1879) демонстрирует влияние "революции", а "Математическая психология" Эджуорта (1881) представляет собой мысленный экскурс в высшие сферы новой теории. Но "Ведущие принципы" Кернса (1874) и "Принципы" Сиджвика (1883) были целиком отлиты в старые формы. Доминирующей среди английских экономистов в 70-80-х годах XIX в. была позиция исторической школы. Английский историцизм вырос на собственной почве, его корни уходили вглубь - к протестам Карлайла и Раскина против узости кругозора классической политической экономии. Он отражал реакцию не только на классическую экономическую науку, но и на все абстрактные экономические теории любого толка. С этим английским Methodenstreit было покончено с помощью труда Джона Невилла Кейнса "Охват и метод политической экономии" (1890) и примирительной позиции Маршалла в "Принципах" (1890), ко времени, когда новое движение успешно преодолело все рудименты классической науки.
Трудность с этим "абсолютистским" толкованием маржиналистской революции состоит в приложении его к континентальной Европе. Ни Менгера, ни Вальраса не подталкивали, как Джевонса, авторы, которые намекали на идею предельной полезности; они также отнюдь не выступали против хорошо окопавшейся идейной школы - такой, как доминировавшая в британских университетах в 50-60-х годах XIX в.. Вальрас опирался на идеи своего отца Огюста Вальраса и вдохновлялся, изучая Курно и Дюпюи. Менгер приписывал теорию ценности на основе полезности длинному перечню авторов XVIII и XIX в., но никто из упомянутых авторов не связывал идею убывающей предельной полезности с проблемой детерминации цен. Выдающаяся книга Госсена Entwicklung der Gesetze des menschlichen Verkehrs ("Развитие законов человеческого взаимодействия", 1854), в которой закон убывающей предельной полезности ясно сформулирован и применен к индивидуальным актам потребления, прошла мимо внимания Менгера. Все же, несмотря на различие обстановки и традиций, Менгер и Вальрас пришли к идее предельной полезности почти в одно и то же время. Трудно поверить, что это произошло исключительно благодаря случайным интеллектуальным усилиям.
Сказанное толкает к поиску каких-либо общих подвижек в философии или общественных науках, которые, возможно, способствовали акценту на интроспекции как инструменте построения гипотез об экономическом поведении. Некоторые авторы были захвачены ренессансом кантианской философии, начавшимся в Германии где-то в середине столетия и распространившимся по всему континенту. "Назад к интроспекции и чувственному впечатлению" - был лозунг этого философского течения. Однако нет свидетельств тому, чтобы сам Менгер был движим каким-либо подобным учением - всю свою жизнь он оставался привержен аристотелевой модели мышления - ив случае Вальраса все говорит о подчеркнутом отсутствии интереса к современным ему философским дискуссиям. Так что и это, второе, объяснение работает опять-таки только на британской сцене - гедонизм пользовался значительной популярностью в Англии 50-х годов XIX в. и должен быть отмечен как одно из подспудных воздействий на взгляды Джевонса.
Иногда довод того же рода объясняет запоздалое признание теории полезности в Англии на том основании, что субъективная теория ценности есть продукт католической культуры, тогда как теория трудовой ценности естественно проистекает от протестантского мировоззрения. Протестантизм помещает в центр теологии рабочее место и трудовую деятельность, тоща как католическая философия занята возвеличиванием умеренного стремления к удовольствиям вместо труда и "делания" денег. Так как на континенте доминировал католицизм, здесь мы имеем объяснение широкому распространению теории полезности в экономической науке Франции и Италии XVIII в. и длительной отсрочке признания этой теории в Великобритании и Германии. Неясно, однако, как это помогает объяснить происхождение теории предельной полезности и на континенте, и в Англии. Более того, многие из предтеч новой теории ценности XIX в. не втискиваются в этот шаблон: Ллойд, Лонгфилд, Сениор были протестантами, а Госсен был отъявленным антикатоликом.
Сказанное не затрагивает возможности объяснить происхождение теории предельной полезности изменениями экономической среды. Смелая попытка в этом направлении была предпринята одним из наиболее блестящих большевистских мыслителей - Николаем Бухариным. В книге, озаглавленной "Политическая экономия рантье" (1925), Бухарин истолковал маржиналистскую революцию с "релятивистской" точки зрения на основе двух весьма сомнительных допущений: (1) "психология потребителя характерна для рантье"; и (2) теория предельной полезности есть "идеология буржуазии, исключенной из процесса производства". Любой историк-любитель может раскрыть порочность этой аргументации; тем не менее, она обладала определенной действенностью: потребитель, а не капиталист представляет собой доминирующую фигуру в неоклассической экономической науке; работодатель более не идентифицируется с инвестором капитала - менеджер, предприниматель и рантье предстали отдельными экономическими агентами, и личные, скорее, нежели бизнесные, сбережения считаются стандартным источником инвестиционных средств. Все это влечет за собой концепцию экономических институций, отличную от той, которую мы находим в сочинениях Смита и Рикардо. Экономический рост теперь считается само собой разумеющимся, и проблемы вековой стагнации или технологической безработицы исчезли со страниц экономических трудов. Отнюдь не натяжка - видеть связь между изменениями экономической структуры общества около середины столетия и теоретическими новациями "трио субъективной ценности". Трудность здесь в том, чтобы представить эту связь конкретно, исходя из личной интеллектуальной осведомленности об институциональных изменениях, - то, чего не смог проделать Бухарин, - в то же время принимая во внимание различия в экономической структуре Австрии, Франции и Англии.
Наконец существует довод, будто теория предельной полезности есть не что иное, как буржуазный ответ на марксизм. Здесь во всяком случае можно судить с полной определенностью. Первый том "Капитала" появился в 1867 г.; он не был переведен на английский вплоть до 1887 г. "Заметки" Джевонса написаны в 1862 и опубликованы в 1863 г.; они отражают его полное владение теорией предельной полезности и даже теорией предельной производительности капитала. Маршалл начал свой труд в 1867 г., и план его книги различим уже в его рецензии на книгу Джевонса от 1872 года. В годы формирования своих идей ни Джевонс, ни Маршалл, ни Менгер, ни Вальрас даже не слышали о Марксе, который умер в безвестности в 1883 г. Позже, в 80-х годах, когда марксизм распространился в европейском рабочем движении, Бём-Баверк, Уикстнд, Парето и Визер применили новую теорию для атаки на марксистскую экономическую науку. Но нет ничего необычного в попытке укрепления многообещающего теоретического направления путем поворота его против современных соперников. Можно говорить, что Бём-Баверк более или менее обдуманно намеревался в своей работе о теории процента представить альтернативу марксистской концепции эксплуатации. Но это касается развития маржиналистской теории, а не ее генезиса. Первое поколение экономистов новой традиции не знало социалистической теории, тем более марксизма.
Теория предельной полезности была идеологически нейтральна в том смысле, что ее возникновение никак не соотносилось с практическими проблемами, а сама она была совместима почти с любой позицией в социальных и политических вопросах. Но марксисты предъявляют претензии не к тому, что "трио субъективной ценности" мотивировалось зловещим желанием встать на защиту капитализма, а скорей к тому, что теория предельной полезности по своей природе поддерживает веру в порядок вещей, каков он есть, будучи готовой к употреблению в защите status quo. На самом деле значительно лучшее средство защиты частной собственности - это классическая экономическая наука. Трудно придумать довод, более соответствующий интересам бизнеса, чем классическая доктрина рабочего фонда. С другой стороны, терминология полезности и антиполезности немедленно приводит к вопросу, обеспечивает ли система свободного предпринимательства при удовлетворении потребностей такое использование ресурсов, чтобы обеспечить обществу наибольшее превышение полезности над антиполезностью. Это правда, что, по мнению и Джевонса, и Вальраса, они продемонстрировали, будто совершенная конкуренция действительно максимизирует удовлетворение потребностей всех членов общества. Но этот элемент апологетики был напрочь забракован вторым поколением экономистов-маржиналистов. В самом деле, вывод, что только эгалитарное распределение дохода максимизирует удовлетворенность, представлялся одним из самых неудобных аспектов теории полезности, Большинство авторов после 1870 г. относилось весьма критично к существующему неравенству в распределении дохода, и они, не колеблясь, использовали теорию полезности для подтверждения своей критической позиции.
В общем мы обнаруживаем значительные расхождения в политических позициях экономистов в рамках магистрального направления неоклассической экономической науки: маршаллианская традиция достигла кульминации в работе Пигу "Богатство и благосостояние" (1912), которая фактически представляет собой наметки "государства всеобщего благосостояния". Фабианцы приспособили теорию полезности в "Фабианских очерках" (1889) для того, чтобы высветить систематические несправедливости рыночного механизма. Точно так же, реформистские элементы были сильны у лозаннской школы: Вальрас был земельным реформатором, а Парето все более симпатизировал идее корпоративного государства. Австрийская же школа была заметно консервативна и предавалась атакам на социализм и поддержке политики laissez-faire. Несклонность к радикальным политическим настроениям столь же характеризовала экономистов, взращенных на венских семинарах, сколь интервенционизм и скучающая мина по отношению к марксизму характеризовала кембриджских экономистов. Если довод состоит в том, что в развитие современной экономической науки вовлечены политические убеждения, с ним можно только согласиться. Но мысль, будто современная экономическая наука не имеет другой цели существования, кроме как обеспечение апологетики капитализма, слишком искусственна, чтобы быть приемлемой.
5. "Залповое" открытие?
Теперь давайте поставим вопрос, было ли открытие предельной полезности Джевонсом, Менгером и Вальрасом действительно "залповым", или множественным, в смысле этого термина, приданного ему Робертом Мертоном. После напряженного изучения сотен множественных открытий в истории науки Мертон заключил, что "все научные открытия s сущности множественны, включая те, что на поверхности представляются одиночными". Мертон утверждал, что как только наука профессионализируется, одни и те же открытия будут совершаться независимо несколькими исследователями и потому даже прорывы, которые ретроспективно представляются "одиночными", фактически "предвосхищены многими". Хотя "залп", как правило, случается в течение периода десяти или менее лет, могут быть и случаи, когда так называемые "одновременные" открытия охватывают более длительные промежутки времени; даже таковые представляют собой "залп", если следующие друг за другом открытия на самом деле схожи. На настоящий момент сказано уже достаточно, чтобы показать, что понятие "залп" толковать совсем не просто, особенно в отраслях, менее профессионализированных, чем естественные науки. Тем не менее, суть аргументации представляется следующим образом: "зрелая наука" характеризуется кумулятивным непрерывным прогрессом, таким, который делает следующий скачок вперед если не абсолютно неизбежным, то по меньшей мере весьма и весьма вероятным.
Теперь мы можем перефразировать наш вопрос о Джевонсе, Менгере и Вальрасе: было ли состояние экономической науки в 60-х годах XIX в. таково, чтобы сделать появление принципа предельной полезности в высшей степени вероятным событием, в каковом случае едва ли удивительно, что три человека открыли его независимо и одновременно? Разумеется, ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Во-первых, вызывает большие сомнения, что мы можем рассуждать о единой экономической науке в 60-х годах XIX в., как будто существовало общее наследие, разделяемое экономистами всего мира, изучающими одни и те же трактаты, читающими одни и те же журналы и применяющими общий инструментарий анализа схожего круга проблем. Беглый взгляд на авторитетные суждения, процитированные в "Теории" Джевонса (1871), ("Принципе", ''Gmiulscitze") Менгера (1871) и "Элементах" Вальраса (1874), покажет, что имелось по меньшей мере две, если не три или четыре модели экономической науки, существовавших на тот момент. Хотя Джевонс боролся с тиранией влияния Милля, немецкие экономисты уже давным-давно отвергли Smithianismus (смитианство) и все его рикардианские разновидности, тоща как швейцарские и французские экономисты со своей стороны никогда не демонстрировали значительного интереса как к аналитическим чертам английской политической экономии, так и к сплачивающим лозунгам немецкой исторической школы. Недостаток общения между экономистами различных стран вплоть до 90-х годов XIX в, и в особенности островная обособленность британской экономической науки, замечательно иллюстрируется тем фактом, что Джевонс - выдающийся знаток экономической литературы - умер в 1882 г., так и не осознав, что человек по имени Менгер написал книгу в области экономической науки, которая некогда будет уподобляться его собственной "Теории политической экономии". Во-вторых, мысль, что экономическая наука как таковая неуклонно двигалась к открытию предельной полезности где-то около середины столетия, есть просто рациональное объяснение задним числом. Без сомнения, гораздо более вероятным следующим шагом английской классической теории в 60-х годах XIX в. было либо обобщение предельной концепции в рикардианской теории ренты на все производственные факторы, т, е. прорыв к теории ценообразования на факторы производства на основе предельной производительности, либо, возможно, дальнейшее рафинирование рикардианской теории ценности в нечто подобное линейному анализу "затраты-выпуск". Однако первое пришло с опозданием только в 90-х годах XIX в. - в поколении, которое следовало за нашим "трио предельной полезности". Последнее же появилось только в XX в.
А как быть с противоположным аргументом - что предельная полезность была не открыта, а лишь переоткрыта в 1870 г.? Ллойд и Лонгфилд в 1834 г., выявили различие между совокупной и предельной полезностью, вскоре за ними устремился Сениор - позволим себе не заметить Бернулли (XVIII в.) как "чужака". Если Джевонс, Менгер и Вальрас не составляют "залпа", может быть Ллойд, Лонгфилд и Сениор достойны этого звания? Но Ллойд, Лонгфилд и Сениор не использовали предельную полезность в ее существе и этим только проиллюстрировали изречение Уайтхеда, что "все значительное было сказано ранее, но не теми, кто открыл это потом". То же возражение неприменимо к Дюпюи (1844), Госсену (1854) и Дженнингсу (1855), каждый из которых не только по-своему открыл предельную полезность, но и использовал ее для анализа поведения потребителя; более того, Госсен проделал это со всей уверенностью и революционным пылом Джевонса и Вальраса. Тем не менее, та же аргументация, примененная ранее к Джевонсу, Менгеру и Вальрасу, теперь применима к Дюпюи, Госсену и Дженнингсу: они натолкнулись на закон убывающей предельной полезности примерно в одно и то же время, но в качестве реакции на совершенно различные интеллектуальные воздействия и не обладая преимуществом унаследованного свода близких экономических идей.
Теперь мы собрали три трио экономистов, всего девять имен тех, кто между 1834 и 1874 г. воспользовался идеей предельной полезности, четверо из которых действительно видели в ней стержень, на основе которого может быть развита новая экономическая теория. Если мы отрицаем, что это составляет мертоновский "залп", не слишком ли мы придирчивы?
Понятно, как можно избежать этой дилеммы. Вспомните предостережение Мертона, что даже далеко отстоящие друг от друга во времени открытия следует толковать как "одновременные", если они на самом деле затрагивает одно и то же явление. Таким образом, на основе того факта, что предельная полезность независимо открывалась вновь и вновь в различных странах между 1834 и 1874 г., мы можем утверждать, что должно существовать совместно разделяемое экономистами всего мира ядро экономических идей, внутренняя логика которого в конечном счете продиктует исследование потребительского спроса с помощью инструментария теории полезности. Иными словами, мы в силах выводить состояние науки из существования "залпа", а не наоборот. Но это означает лишить теорию "залпов" ее наиболее привлекательной черты, а именно той идеи, что развитие науки до некоторой степени предопределено. Раз уж мы серьезно воспринимаем аргументацию Мертона как предоставляющую нечто большее, нежели индуктивное обобщение с многочисленными исключениями, мы должны отрицать, что даже девять имен обязательно представляют собой "залп". Суть очень проста: если сообщение между учеными было бы совершенно, все "залпы" упреждались бы и мы наблюдали бы только "одиночек"; на другом конце спектра, если бы не было какого бы то ни было сообщения между учеными, "залпы" имели бы не больше значения, чем тот факт, что молния случайно ударяет дважды в одно и то же место. "Залпы" - интересное явление лишь постольку, поскольку имеет место значительная, но тем не менее неабсолютная степень сообщения между профессионалами в любой области.
Справедливо, что классическая экономическая наука не обладала теорией спроса и что ее теория детерминации цен раньше или позже поразила бы кого-либо своей странной асимметрией. Но, как покажет пример Курно, вполне можно было исправить это отклонение без введения соображений полезности. Также справедливо, что предельная полезность "носилась в воздухе" на протяжении всего XIX в. и продолжала попадаться навстречу вновь и вновь каждые десять лет или около того: Ллойд и Лонгфилд, 1834; Дюпюи, 1844; Госсен, 1854; Дженнингс, 1855; Джевонс, 1862; Менгер, 1871; Вальрас, 1874. Но это далеко от утверждения, будто экономический анализ предельной полезности был в некотором смысле неизбежен. Мы можем с таким же успехом сказать, что появление макроэкономического анализа в 30-х годах было неизбежно, потому что известные шведские экономисты мыслили в 20-х годах в том же направлении, что и Робертсон с Кейнсом. Post hoc ergo propter hoc - извечный соблазн интеллектуальной истории.
6. Когда революция есть революция?
Маржиналистская революция так же, как и промышленный переворот, прошла незамеченной среди ее современников. Общепринятая на сегодняшний день версия, датирующая революцию приблизительно 1871 г. и связывающая воедино имена Джевонса, Менгера и Вальраса как писавших в сущности об одном и том же, впервые была провозглашена Вальрасом в 1886 г., но в течение некоторого времени австрийские обзоры истории теории предельной полезности не признавали претензий Вальраса на первенство. В большинстве трудов по истории экономической мысли, опубликованных между 1870 и 1890 г., даже не упоминалось о предельной полезности, и до рубежа веков в истории экономической науки так и не появилось полного описания этой теории. Это была революция, факт свершения которой был широко признан лишь более, чем поколение спустя.
Надолго запоздавшее признание теории ценности на основе предельной полезности, которое следовало бок о бок с запоздавшим признанием рационального осмысления ее истории, видимо, является наилучшим из возможных свидетельств тому, что она в действительности являла собой аномальное явление, которое не вытекало логически из классической экономической теории. Иными словами, это наводит на мысль, что заключительная четверть XIX в. была одной из тех революционных стадий истории экономической науки, когда, по выражению Томаса Куна, экономисты принимали новую "парадигму" как руководство к действию.
К сожалению, оказывается, что не существует твердого согласия в том, какова была новая парадигма, которую выдвинули Джевонс, Менгер и Вальрас. Был ли это новый акцент в большей степени на спросе, чем на предложении, и на потребительной полезности, нежели на издержках производства? Было ли это нечто столь же однозначное, как и субъективная теория ценности, которая должна была вытеснить прошлые объективные теории затрат труда? Было ли это скорей распространение принципа максимизации с деловых фирм на домашние хозяйства, представляющее потребителя, а не предпринимателя, сосредоточием рациональной деятельности? Может быть, это был принцип равенства предельной нормы замещения, взлелеянный в форме пропорциональности предельных полезностей ценам, как условие потребительского равновесия? Было ли это ни тем, ни другим, ни третьим, а, как любил выражаться Шумпетер, явным или неявным открытием анализа общего равновесия? Или наконец, было ли это просто первым осмысленным выяснением максимизации при наличии ограничений - как архетипа всякого экономического рассуждения? Какую бы версию мы ни приняли, трудно найти подтверждение тому тезису, что Джевонс, Менгер и Вальрас в самом деле были поглощены одной и той же парадигмой.
К какому бы случаю мы ни сводили это явление, Менгер остается в остатке: он не отдавал себе полного отчета в том, что являлся революционером; он избегал математических формулировок и, следовательно, непосредственной логики экстремальных задач; он сформулировал "второй закон Госсена" только в словесной форме и, несомненно, не выделял его (см. ниже); он отвергал теорию ценности на основе издержек, но, с другой стороны, с глубоким подозрением относился ко всем детерминистским теориям ценообразования и подчеркивал явления разрывности, неопределенности и торгов (bargaining) вокруг рыночной цены. Другими словами, можно найти значительно больше оснований, чтобы увязать Джевонса и Вальраса скорее с Госсеном, нежели с Менгером, и единственный довод в пользу стандартной версии состоит в том, что к имени Менгера непрерывно взывали его ученики - Визер и Бём-Баверк, каждый из которых был полон решимости убедить своих коллег в том, что экономическая теория австрийской школы есть фрукт особого сорта. Подобным образом, в ретроспективе видно много общего между Джевонсом (четко сформулированная теория бартерного обмена, явная математическая формулировка "второго закона Госсена", теория графика предложения труда в краткосрочном аспекте и некоторые грандиозные, но нереализованные перспективы нового типа экономического анализа на основе полезности (см. ниже)) и Бальрасом, кто действительно вывел кривые спроса из схем полезности, более того, пытался вывести кривые предложения на основе соображений предельной производительности, разработал теорию рыночного ценообразования и свел все элементы воедино в рамках структуры общего равновесия.
Вопрос в целом усложняется иронией судьбы, постигшей основателей теории. В конце концов, по словам Хатчисона, в предельной полезности важно было скорее прилагательное, нежели существительное. Теория полезности была постепенно лишена всей ее остроты и низведена от количественной полезности к порядковой и от порядковой полезности к "выявленным предпочтениям"; было продемонстрировано, что теории ценности на основе затрат являются не ошибочными, а имеющими силу только в особых случаях; и общее равновесие фактически исчезло, чтобы быть возрожденным Хиксом и Самузльсоном в 30-х годах XX в. как "экономическая теория всех и каждого" Могли кто-нибудь в 1871 г. предвидеть тот извилистый путь, которым теория предельной полезности через экономический анализ благосостояния у Парсто привела к анализу "издержек-выгод" и динамическому программированию? Не напрасно мы говорим о "маржиналистской революции", а не о "революции предельной полезности", ведь маржинализм как парадигма экономического мышления является изобретением XX в.; у Рикардо маржинализма ровно столько же, что и у Джевонса или Вальраса" но он применяется к другим вещам.
Если мы собираемся описывать последнюю четверть XIX в., как период, когда экономисты развивали новую парадигму, единственным представлением этой парадигмы. какое можно отстаивать, является утверждение, что ценообразование и распределение ресурсов при фиксированном предложении факторов производства есть проблема экономическая, в значительной степени или полностью игнорирующая вопросы о количественных или качественных изменениях производственных ресурсов во времени. Называть ли этот переход к новой парадигме "революцией" - притом, что его завершение потребовало по меньшей мере от двадцати до тридцати лет, а в некотором смысле он продолжается до сих пор, - есть вопрос терминологии. Джевонс, Менгер и Вальрас не являются родоначальниками этого нового способа рассмотрения экономических задач, но они знаменуют собой важную веху на ранних стадиях перемещения акцента. То, что они почти одновременно опубликовали свои труды - чистое совпадение, так как их размышления по этой проблеме на самом деле разделяются более чем десятилетием. Только биографические данные могут сказать, почему Джевонс и Вальрас (и Госсен) настаивали на новизне своих идей, тогда как Менгер (и Ллойд, и Лонгфилд, и Дженнингс) этого не делали. Следовательно, попытка объяснить происхождение "маржиналистской революции" в 70-х г. XIX в. обречена на неудачу - это не была революция предельной полезности; это было не резкое изменение, а лишь постепенная трансформация старых идей; и произошло это не в 70-х г. XIX в.
7. Долгая мучительная борьба
Тот факт, что Джевонс, Менгер и Вальрас опубликовали свои работы в пределах трех лег, - хотя и совпадение, но отнюдь не маловажное, - оно стимулировало признание экономической теории на основе предельной полезности, или, во всяком случае, заметно увеличило вероятность ее быстрого признания. Тем не менее, новая экономическая наука все еще не могла значительно выдвинуться по меньшей мере на протяжении жизни поколения, несмотря на тот факт, что все три основоположника были академическими экономистами с установившейся репутацией, которые убедительна отстаивали свою позицию и не жалели усилий для продвижения своих идей. Следовательно, историческая проблема состоит в том, чтобы объяснить не тот момент времени, когда предельная концепция была приложена к полезности, а скорей запоздалую победу экономической теории на основе предельной полезности.
Эта проблема несложна, если мы не настаиваем на том, что историки "предсказывают назад" по сути таким же образом, каким ученые "предсказывают вперед". То, чем занимаются историки, - это делать события прошлого понятными, они скорее освещают, нежели объясняют, и, следовательно, по природе нашего скучая не может существовать подтвержденных и устойчивых критериев, явилось ли A причиной В или просто связано с ним. Таким образом, бесполезно спорить, было ли распространение экономической теории на основе предельной полезности, в отличие от ее происхождения, по большей части результатом эндогенного или экзогенного воздействия. В точности в этот период времени экономическая наука начала зарождаться как профессиональная дисциплина со своей системой обществ и журналов; непрофессионал-любитель прошлого впервые уступил дорогу специалисту, зарабатывающему себе на жизнь в звании экономиста. Профессионализированная наука с необходимостью генерирует свой собственный импульс, влияние внешних событий ограничивается "оболочкой" и не достигает "ядра" дисциплины. Но в 1870,1880, и даже в 1890 г. "оболочка" и "ядро" были еще неразрывны. Экономическая наука стала профессионализироваться в последней четверти XIX в., но ей предстоял еще долгий путь до становления в качестве глубоко профессионализированной научной дисциплины.
Следовательно, представляется очевидным, что ни одно монокаузальное объяснение не в состоянии отдать должное долгой мучительной борьбе маржиналистской революции. При чтении трудов 70-80-х годов XIX в. поражает и озадачивает разнообразие позиций, принятых по отношению к основным догматам классической политической экономии, таким, как трудовая теория ценности, количественная теория денег, рикардианская теория дифференциальной ренты и т.д. Джевонс, Менгер и Вальрас каждый своим особенным образом выделили методологические преимущества абстрагирования от исторических и институциональных соображений, чтобы добиться, исходя из минимального числа предпосылок, абсолютно общих результатов. Но такого рода соображения не слишком привлекали большинство современных экономистов, кто все еще беспокоился больше об уместности, нежели о строгости. Если речь шла о прикладных задачах, предельная полезность, как мы отметили ранее, в значительной степени не относилась к делу, и методологическая проблема, беспокоившая большинство экономистов в критическое десятилетие 80-х годов XIX в., представляла вопрос выбора между индукцией и дедукцией, конфликт между сбором информации и построением моделей. Везде, где только имел место уклон в сторону историцизма, охватывавшего Германию и широко распространенного в Англии, экономическая теория на основе предельной полезности отвергалась вкупе с английской политической экономией как чрезмерно абстрактная и насквозь проникнутая неправдоподобными допущениями о человеческом поведении. Несомненно, последовавшее сопротивление идеям Джевонса и Вальраса было вызвано тем, что они выбрали самовыражение в математической форме: идея о сведении социальных явлений к математическим уравнениям еще смущала читателей XIX века. Именно подъем марксизма и фабианства в 80-90-е годы XIX в. окончательно сделали теорию субъективной ценности уместной экономически и политически; как только новая экономическая теория принялась поставлять эффективное интеллектуальное оружие против Маркса и Генри Джорджа, стало много труднее отстаивать позицию, будто теория ценности на самом деле ничего не значит. Более того, добавление предельной производительности к предельной полезности в 90-х годах XIX в. связало новую экономическую теорию с проблемой распределения, делая практически невозможным отрицание логического противоречия между идеями Джевонса, Менгера и Вальраса и идеями Смита, Рикардо и Милля. В 1891 г. Маршалл осуществил примирение между теорией предельной полезности и классической политической экономией, и демонстрация того, что новые идеи могут быть приспособлены к более широкому контексту, придала им привлекательность. Но даже на этой поздней стадии маршаллова интеграция не была немедленно воспринята на континенте, и три смежные "революции" XIX в., характеризовавшие два его последних десятилетия, - революция предельной полезности в Англии и Америке, субъективистская революция в Австрии и революция общего равновесия в Швейцарии и Италии - продолжались уже в XX в.
ДЖЕВОНС
Для детального рассмотрения вклада каждого из "трио субъективной полезности" не хватит места. Случай Вальраса мы подробнее разберем ниже. Он рассматривается исходя из тех же самых предпосылок, что и Менгер с Джевонсом, чьи работы были вскоре вытеснены вторым поколением теоретиков предельной полезности. Но чтобы воспроизвести до некоторой степени особый дух первооткрывателей, мы потратим некоторое время на труды Джевонса просто для демонстрации того, насколько много оставалось сделать кому-то вроде Маршалла при реализации джевонсовских перспектив новой экономической теории.
Джевонс был обязан множеству предшественников, но он не почерпнул от них столь много, сколь мог бы. Например, он никогда не изображал кривой спроса, несмотря на тот факт, что в статье Дженкина о профсоюзах, опубликованной в 1870 г., использовался прием графического изображения кривых спроса и предложения. Аналогичным образом он никогда не разрабатывал теорию фирмы, хотя заявил, что обязан идеей экономико-математического исследования труду Ларднера "Экономика железнодорожного транспорта" (1850), книге, содержащей первое на английском языке представление, почти соответствующее современной теории фирмы. Ларднер изобразил функцию совокупных издержек и дохода и показал, что прибыль максимизируется капиталистом при том уровне производства, когда касательные к этим двум функциям становятся параллельны, т. е. когца предельные издержки равны доходу. Джевонс явно не сумел целиком осмыслить значение этих рассуждений, так, его ссылка на них в первом издании "Теории политической экономии" к третьему изданию была опущена.
Не случайно, что Джевонс просмотрел некоторые из идей Ларднера. Он продемонстрировал отсутствие осознания необходимости в теории фирмы. На тот момент, конца изделие выходит на рынок, издержки остаются в прошлом и их отношение к доходу заботит только изготовителя этого изделия. Джевонс вместо этого сосредоточился на желании владельца изделия распродать определенный объем запасов - на том случае, когда издержки действительно не относятся к делу. Следовательно, Джевонсу никогда не приходило в голову использовать кривые издержек для построения кривой предложения. В этом Джевонс был не одинок. Менгер также не смог применить маржинализм к производству, и подобно Джевонсу он не строил кривых спроса и предложения, несмотря на тот факт, что в четвертом издании ("Принципов" "Grundsatze". 1844) Pay и ("Основ" "Grundrisse". 1863) Мангольдта для демонстрации формирования цен использовались кривые спроса и предложения.
8. Теория обмена
Джевонс подошел к теории ценности, наблюдая двух индивидов, вовлеченных в процесс обмена. Обмен не может иметь места, пока относительная предельная значимость получаемого товара превышает таковую у товара, уступаемого каждой из сторон при обмене. Эта предельная значимость не есть постоянная величина, она варьирует у различных лиц и при разных обстоятельствах. То, что классические авторы называли ценностью в потреблении (value in use) или совокупной полезностью, - абстракция. Все, что мы знаем, - это значимость приращения одного товара относительно сокращения количества другого. В современной терминологии мы можем получить совокуную полезность товара для индивида только путем интегрирования дифференциального коэффициента - предельной полезности запаса этого товара.
С этой точки зрения Джевонс сформулировал закон убывающей предельной полезности. Он взывал к физиологическому обобщению, в качестве авторитетного подтверждения цитируя Ричарда Дженнингса, что сила реакции на раздражитель снижается при каждом очередном его повторении в течение некоторого определенного промежутка времени. С публикацией книги Фехнера "Элементы психофизики" (I860) это утверждение стало известно как закон Вебера-Фехнера. Джевонс был единственным экономистом того периода, кто основал закон убывающей предельной полезности на физиологическом принципе. Эджуорт, Парето и Викселль обратили внимание на закон Вебера-Фехнера, но никак его по-настоящему не использовали. Стандартная практика нового экономического анализа состояла в установлении закона убывающей предельной полезности на чисто интроспективном основании.
С помощью закона убывающей предельной полезности Джевонс перешел к "уравнению обмена": в состоянии равновесия отношения приращений потребляемых товаров должны равняться соответствующим отношениям интенсивности потребностей, удовлетворяемых в последнюю очередь, или, по выражению Джевонса, к "последним степеням полезности", а соотношение, в котором обмениваются два товара, должно быть обратно пропорционально последним степеням полезности. При незначительном изменении в терминологии "уравнение обмена" превращается в знакомое по современным учебникам условие потребительского равновесия: пропорциональность предельных полезностей относительным ценам.
Как это выражал Джевонс: пусть a и b представляют собой количества двух благ, которыми первоначально обладают два индивида; пусть x и y будут реально обмененными количествами, а f и i - последние степени полезности соответствующих сторон. Тогда
Например, для первого индивида отношение предельной полезности (а - х) оставшихся после обмена благ, - или предельная полезность уступленных х благ, - к предельной полезности приобретенных при обмене у благ обратно пропорционально пропорции, в которой товары обменивались. Чем выше значимость, приписываемая благу, тем меньше его количество каждый желает предлагать для обмена на что-либо еще; предельная полезность обратна количеству располагаемых благ и, следовательно, количеству благ, уступленных при обмене. Для того чтобы преобразовать выражение Джевонса в современную формулу распределения ресурсов потребителям, мы смотрим на любого из индивидов и замечаем, что равновесное распределение расходов означает:
1
9. Двусторонний и конкурентный обмен
Джевонс воспользовался случаем изолированного обмена, пребывая в убежденности что он дает возможность в простой форме продемонстрировать определение цен, что затем может быть перенесено на более сложный случай конкурентного обмена. Но то сути дела изолированный обмен обладает свойствами, которые в режиме конкурентного обмена обнаружить нельзя. Эджуорт ровно через десять лет после публикации книги Джевонса показал, что изолированный обмен, или то, что он называл двусторонней монополией, не приводит к единственным и детерминированным относительным ценам. Его демонстрация в "Математической психологии" недетерминированно ста двусторонней монополии интересна и сама по себе, но для нашего рассказа она важна как ознаменование первого представления кривых безразличия в экономической теории. Эджуорт определил кривую безразличия как отображение такой комбинации двух благ х1 и х2, в которой они доставляют равную полезность. Вместо общепринятой ныне трехмерной диаграммы, введенной Парето, на которой различные количества одного и другого блага, находящиеся у каждого из партнеров, откладываются на четырех осях, Эджуорт поворачивает оси, притом абсцисса представляет у него деньги, предлагаемые Робинзоном Крузо за труд Пятницы, - количество х1, получаемое индивидом, а ордината - труд, предлагаемый Пятницей, - количество х2, этим лицом отдаваемое (см. рис. 1). Так как индивид будет настаивать на дополнительных х1, чтобы компенсировать потери некоторого количества х2, наклон кривых безразличия будет положителен. Так как dх1MU1 будет приростом полезности от приращения dх1 и dх2MU2 будет потерей полезности от отнятия количествам, наклон кривых безразличия относительно оси х1 определяется условием, что dх1MU1 = dх2MU2. Хотя Эджуорт изображал только одну кривую для каждого участника торговли, семейство кривых безразличия заполняет всю плоскость.
"Кривые безразличия" 1, 2, 3 - это кривые Пятницы, обладающегох1, но не имеющегох2, линии I, II, III - это кривые Робинзона Крузо, обладающего х1, но не имеющего х2. Эджуорт привел некоторые доводы, чтобы показать, что эти кривые выпуклы относительно их собственных осей. Геометрическое место точек пересечения двух множеств кривых безразличия образует то, что Эджуорт назвал "контрактной кривой" СС. Окончательное соглашение между участниками торговли должно иметь место на СС, ибо любая другая точка такова, что одна из сторон может улучшить свое положение, не ухудшая положение другой, смещаясь к контрактной кривой. Таким образом, от точки Q Робинзон Крузо может передвинуться к кривой безразличия более высокого уровня II, тогда как Пятница остается на той же кривой безразличия 2. Однако любая из точек кривой СС - возможное состояние равновесия, и точное положение С зависит от торгов и стратегии. Проблема недетерминированности не возникает при конкурентном обмене, так как все участники в этом случае сталкиваются с одним и теми же заданными ценами на все блага.
Вернемся к Джевонсу. Проанализировав двустороннюю, двухтоварную бартерную торговлю, Джевонс попытался обобщить свое уравнение обмена путем введения понятия "торгующих групп", допуская, чтобы ф и у" представляли коллективные предельные полезности покупателей и продавцов. Конечно, это совершенно неудачный ход, как вскоре указал Эджуорт. Прежде всего нам неизвестно, как агрегируются функции полезности. Во-вторых, предельная полезность продукта для торгующей группы представляет собой среднее из индивидуальных предельных полезностей ее членов; но конкурентный обмен не может рассматриваться, как при двустороннем обмене, в качестве простой функции от размеров первоначального предложения. Средняя предельная полезность зависит еще и от распределения этого предложения до и после обмена. Как бы то ни было, из того принципа, что обе стороны максимизируют удовлетворенность при двустороннем обмене, когда каждое лицо "доставляет такие количества товаров, что последние степени полезности любой пары товаров обратны обменным соотношениям этих товаров", Джевонс поспешно заключил: "Поскольку это совместимо с неравенством богатства в каждом сообществе, все товары в результате обмена распределяются таким образом, чтобы доставить максимум выгоды". Существенной оговоркой здесь является "поскольку это совместимо с неравенством богатства в каждом сообществе". Но даже если мы предлагаем заданность распределения дохода, исходя из анализа двустороннего обмена невозможно утверждать, что конкурентный обмен максимизирует кругом всю удовлетворенность. Джевонс забыл, что в состоянии равновесия отнюдь не предельная полезность каждого блага сама по себе должна быть одинаковой для обеих сторон обмена, а соотношение предельных полезностей двух благ. Первое условие включает второе, но второе не включает первого. Так как полезность измерима только с точки зрения сравнения двух или более благ и так как Джевонс отрицал возможность межличностных сравнений полезности, вывод, будто "абсолютная свобода обмена должна быть выгодна всем', не содержит ясно различимого смысла.
10. Цепочка
"Уравнение обмена" Джевонса предполагает, что стороны, вовлеченные в процесс обмена, обладают определенным начальным товарным запасом. Только в таком случае определенные заранее функции полезности, как таковые, являются адекватными такой цели, как определение обменных пропорций или относительных цен. Можно перефразировать: когда объем выпуска задан, предельная полезность определяет ценность. Что определяет объем выпуска продукции? Ответ Джевонса дается в виде хорошо известной цепочки.
Издержки производства определяют предложение.
Предложение определяет последнюю степень полезности;
Последняя степень полезности определяет ценность.
Эта причинная цепочка не только наивна, но и противоречит тому притязанию, что ценность определяется полезностью. Первые два звена - не более, чем предложения, так как Джевонс не представил теории производства. Его единственное объяснение связи между издержками производства и полезностью состоит в том, что предельная полезность продукта, достигнутая в состоянии равновесия, должна равняться предельной антиполезности его производства. Это едва ли описывает равновесие для предпринимателя, так как в качестве одной из координат изображаются "ощущения". Даже последний шаг рассуждений не совсем верен. Лица, вовлеченные Б процесс обмена, сравнивают последние степени полезности обоих благ - предметов торга, а затем, исходя из этих сравнений, каждый индивид выходит на перечень цен спроса. Именно эти шкалы спроса определяют цены. Но Джевонс выразил графики полезности в денежных категориях без явного представления кривых спроса и непосредственно на основе эквивалентности предельных полезностей сделал вывод об эквивалентности предложенных цен. Когда один из предметов торга - деньги, можно построить кривую спроса рассматриваемого товара на основе допущения, что предельная полезность денег остается постоянной. Джевонс понимал, что это предположение закономерно только тогда, когда дополнительные расходы на этот товар "не затрагивают ощутимо имущества покупателя". Но он не пытался показать, как кривые рыночного спроса строятся на основе кривых индивидуального спроса, сконструированных при таких допущениях ceteris paribus.
11. Тягость труда
Теория предложения труда Джевонса является наиболее важным его вкладом в магистральное течение неоклассической экономической теории. Если человеческие усилия обладают положительной ценностью с точки зрения его утомительности, утверждал он, то труд будет предлагаться до тех пор, пока индивид наблюдает превышение удовлетворенности над неудовлетворенностью. На основании того предположения, что тягость труда с увеличением продолжительности напряжения сначала снижается, а затем растет, тогда как предельная полезность продукта, производимого трудом, монотонно убывает, Джевонс проиллюстрировал выкладки графически (см. рис. 2). Верхняя кривая выражает убывающую предельную полезность продукта при том предположении, что приращения продукта происходят единственно благодаря дополнительному количеству труда. Нижняя кривая показывает тягость труда на единицу продукта. Когда ab = bc, полезность продукта равна тягости труда, требуемого для его производства; следовательно, количество труда, которое будет предлагаться в состоянии равновесия, выражается 0b единицами продукта.
Предложенная Джевонсом формулировка теории требует, чтобы единицы обременительного усилия на всем протяжении рабочего дня оставались одинаково эффективными. Более того, она предполагает несуществующую симметрию между факторами, регулирующими спрос на труд и предложение труда. Однако для преодоления этих возражений аргументацию можно переформулировать. Более серьезная критика заключается в том, что теория Джевонса, по-видимому, не согласуется с типичными методами найма рабочей силы в современной экономике. Представление, будто рабочие могут сопоставлять усилия и вознаграждение, достаточно реалистично для сдельного труда, где рабочий сталкивается с определенными расценками и регулирует предложение своего труда так, чтобы максимизировать доход и минимизировать субъективные потери. Но в условиях современного производства услуги труда обычно продаются не порциями, а чохом, по принципу "не согласен - до свидания" (take-it-or-leave-it); рабочий может быть вынужден работать намного больше, чем в той точке, где предельная полезность дохода равна предельной тягости труда. Неделимость труда может быть преодолена посредством прогулов и опозданий, но этого может быть недостаточно для того, чтобы приравнять утомительность к ставке оплаты. Более того, тягость труда - функция не только его продолжительности и интенсивности, то также и условий труда, особенностей работы, подлежащей выполнению. Почти все это выходит за пределы того, что могут контролировать рабочие. Представление Джевонса о рабочих, свободно определяющих количество часов, в течение которых они будут трудиться, просто не соответствует фактическому положению дел на рынке труда.
Несмотря на эти недостатки, Маршалл и Эджуорт восприняли анализ кривой краткосрочного предложения труда, предложенный Джевонсом. Они настаивали на том, что возможность варьирования интенсивности труда, существование сдельной оплаты труда, гибкость сверхурочного времени и возможность выбора различных видов деятельности с различной продолжительностью рабочего времени - все это достаточно значимо, чтобы придать концепции широкую применимость. Авторы австрийской школы, настаивая на том, что полезность является единственным детерминантом ценности, отказались признать, что индивидуальный рабочий в состоянии эффективно варьировать ежедневное количество своего физического труда и тем самым воздействовать на цены продукции. Бём-Баверк дошел до отрицания того факта, что тягость может влиять на распределение трудовых ресурсов между различными направлениями использования, утверждая, что квалифицированный труд, будучи не более утомительным, оплачивается лучше неквалифицированного. Но это сводится к утверждению, что конкуренция не в состоянии уравнять денежные доходы альтернативных родов деятельности; должно было стать ясно из гл. 10 книги I "Богатство народов", что даже если тягость труда непосредственно не влияет на объем предложения труда, ее воздействие на выбор рода деятельности влияет на ставки заработной платы и поэтому на относительные цены. В результате этой полемики английская школа хотя бы попыталась обсудить кривую предложения труда, тогда как австрийцы совершенно перекрыли себе путь к решению этого вопроса.
12. Отрицательный или положительный наклон кривых предложения труда
В течение всего этого периода экономисты не могли выяснить для себя, положительно или отрицательно наклонена кривая краткосрочного предложения труда. В книге "Риск, неопределенность и прибыль" (1921) Найт заявил, что она всегда наклонена отрицательно. Он высказывал свое мнение, что на границе безразличия рабочий, рационально ведущий себя, будет уравнивать предельную тягость труда и предельную полезность дохода (рис. 3). Если заработная плата повышается, предельная полезность дохода будет уменьшаться. Таким образом, добавленная тягость последней единицы рабочего времени теперь будет превышать добавленную полезность последней единицы денежной заработной платы. Следовательно, когда оплата труда растет, рабочий захочет укоротить свой рабочий день.
Аргументация Найта состоит в том, что рост ставок заработной платы сдвигает вниз кривую предельной полезности дохода для рабочего, которая поэтому пересекается кривой предельной тягости в точке, обозначающей меньшее количество рабочих часов. Затем из соотнесения часов работы и ставок заработной платы выводится отрицательный наклон кривой предложения труда. В классической ныне статье, опубликованной в 1930 г., Роббинс показал, что кривая предложения труда может иметь точку перегиба т.е. идти с положительным наклоном в некотором интервале, а затем приобретать отрицательный наклон. Все это зависит от эластичности предложения труда или, по его словам, от ''эластичности спроса на доход с точки зрения усилий". Возможно, для основной массы рабочих эта эластичность больше единицы, что означает, что единица дополнительного усилия будет затрачена только при том условии, если посредством этого доход растет больше, чем пропорционально. В этом случае кривая предложения труда будет наклонена положительно. Однако, если коэффициент эластичности меньше единицы, кривая предложения будет наклонена отрицательно.
С появлением интрументария кривых безразличия задача может быть поставлена даже еще проще: все зависит от относительного значения эффекта замещения сравнительно с эффектом дохода от роста ставок заработной платы. Если рабочая сила ограниченна по роду деятельности и абсолютно иммобильна, кривая предложения труда может быть наклонена отрицательно; не имея альтернативы, рабочий склонен умерять свои усилия, когда доходы от трудовой деятельности растут. Здесь нет эффекта замещения, господствует эффект дохода - случай Найта. Но всякий раз, когда допустимо переключение на другой род деятельности или свободное замещение досуга трудом, кривая предложения может быть наклонена положительно. Излишне говорить, что все это относится к кривым предложения отдельных рабочих. Даже если все индивидуальные кривые предложения наклонены отрицательно, агрегированное краткосрочное предложение труда может и обычно будет изменяться положительно со ставкой заработной платы благодаря изменениям доли участия женщин и новичков в рядах рабочей силы.
13. Теория капитала
Нужно сказать немного о других достижениях Джевонса. Его очерк "Значительное падение ценности золота" обеспечил бы ему место в истории экономической мысли, даже если бы он более ничего не написал. Он глубоко исследовал проблему индексов и впервые построил индекс цен, взвешенный по показателям базового года, за период в полстолетия. Среди других его пионерных и смелых исследований была работа о связи между циклами солнечных пятен и деловой активностью. Представления, согласно которым вызванные солнечной активностью температурные ритмы воздействуют на урожайность и отсюда - на экономическую активность в целом, отнюдь не столь наивны, как представлялось. Но статистические доказательства Джевонса были исключительно неубедительны, и он не смог теоретически продемонстрировать, каким образом это или любое другое экзогенное возмущение способно генерировать эндогенные флуктуации.
Наконец, имеется теория капитала Джевонса, которая содержит все элементы теории Бём-Баверка, кроме акцента на временном предпочтении. Джевонс трактовал производительность капитала как функцию единственно от времени; инвестиции измеряются двумя показателями - объемом инвестированных средств и сроком, на который эти средства инвестированы. По сути Джевонс выдвинул идею, которая занимает центральное положение в теории капитала австрийской школы: увеличение капитала равносильно увеличению продолжительности срока инвестирования. Как показал Джевонс, ставка процента зависит от отношения приращения продукта к приращению капитала. Пусть F(t) - производственная функция, представляющая продукт определенного количества труда как монотонно возрастающую функцию от t. Для t + dt совокупный продукт равен F(t + dt) и предельный продукт равен F(t + dt) - F(t). Когда мы увеличиваем время производства на dt, утверждал Джевонс, мы позволяем продукту F(t), который мы могли бы получить в конце периода t, оставаться инвестированным в течение дополнительного периода dt. Следовательно, увеличение капитала в этом случае = dtF(t). Разделив приращение выпуска на объем дополнительных инвестиций, получаем предельный продукт капитала:
В непрерывном случае предел этого отношения определяет мгновенную процентную ставку
Следовательно, ставка процента равна "темпу роста продукта, деленному на его совокупный объем".
Очевидно, что это теория процента на основе предельной производительности, хотя и в слишком упрощенном варианте. Джевонс никогда не применял такого рода рассуждений по отношению к заработной плате или ренте. Он, по-видимому, знал об общем применении анализа предельной производительности ко всем производственным факторам, но никогда не проделал этого. Однако есть причина считать, что если бы он преждевременно не скончался в 1882 г. в возрасте 46 лет, он примкнул бы к Уикствду и Маршаллу в Англии, Джону Бейтсу Кларку в Америке, Викселлю в Швеции и Вальрасу в Лозанне в деле формулирования общей теории распределения на основе предельной производительности.
ДРУГИЕ ПРЕДШЕСТВЕННИКИ
Ранние работы Маршалла датированы более поздним периодом, нежели трактаты Джевонсз, Вальраса и Менгерз, но Маршалл имел право утверждать, что его теория ценности и распределения "была практически завершена между 1867 и 1870 годами". Маршалл был обязан своими ведущими идеями не Джевонсу, а Курно и Тюнену. "Следуя Курно и в меньшей степени фон Тюнену, я пришел к пониманию огромного значения того факта, что... спрос на нечто является непрерывной функцией, приращение которой в состоянии устойчивого равновесия балансируется соответствующим приращением издержек на его производство". Таким же образом, как мы рассуждали о Джевонсе, прост о чтобы отразить незаконченный характер большей части его труда, сейчас мы бегло затронем некоторых предшественников "маржиналистской революции", просто чтобы показать, что даже если бы Джевонс, Менгер и Вальрас никогда не жили, все элементы маржинализма имелись в трудах этих менее известных фигур. Стоит нам подключить Курно, Тюнена, Дюлюи.и Госсена, не говоря о других, мы подходим к Маршаллу почти без помощи отцов-основателей революции маржинализма.
14. Курно о максимизации прибыли
В книге, которая по совершеннейшей оригинальности и смелости замысла не имеет себе равных в истории экономической теории, Курно впервые определил и изобразил функцию спроса. Он не проявил интереса к теории полезности, но принял как само собой разумеющееся, что кривая рыночного спроса наклонена отрицательно. Эта кривая рыночного спроса отражает не количества, которые все потребители на рынке купили бы по различным ценам при постоянстве "населения, а также распределения богатства, вкусов и склонностей потребляющего населения", а скорее реальные количества, которые они действительно купили за год по средним ценам. Кривая спроса Курно есть эмпирическое соотношение между продажами и ценами. Он трактовал монополию как чистый случай и определял кривую спроса D = F(p), функцию совокупного дохода R = pF(p) и функцию предельного дохода M = F(p) +pF'(p), где F'(p) < 0, как объективно заданные для монополиста. Заданные функции дохода затем сопоставлялись с функциями совокупных и предельных издержек, чтобы показать, что мгновенные доходы максимизируются, если монополист производит такой объем продукции, при котором предельные издержки равны предельному доходу. Чтобы доказать существование и единственность этого максимума, Курно использовал известные критерии математического анализа: первая производная функция совокупной прибыли p = pF(p) - f(D) должна равняться нулю, а вторая производная должна быть отрицательна. И все это в 1838 г.!
В гл. 13 книги V "Принципов" Маршалл применил анализ максимизации прибыли по Курно, но выразил условия равновесия в терминах совокупных издержек монополиста и его совокупного дохода, а не в терминах предельных ценностей этих переменных. И таким образом, понятие предельного дохода пришлось переоткрывать в 20-х годах XX в., когда случай несовершенной конкуренции привлек внимание теоретиков к возможности наклона вниз кривой спроса, с которой сталкивается отдельная фирма.
15. Теория дуополии
Курно не только заложил основы теории чистой монополии, но также и теории дуополии. Его теория дуополии исходит из конкуренции и основана на том, что покупатели объявляют цены, а продавцы просто приспосабливают свой объем выпуска к данным ценам. Каждый дуополист оценивает функцию спроса на продукцию и затем устанавливает количество, предназначенное на продажу, при том допущении, что объем выпуска конкурента остается неизменным. Хотя каждый дуополист устанавливает свой объем выпуска одновременно с выпуском другого, причем каждый в любой момент полагает, что объем производства у конкурента постоянен, тем не менее, возникает детерминированное решение. Курно изобразил этот результат графически с помощью кривых реакции (рис. 4). Каждая кривая реакции показывает оптимальный уровень выпуска дуополиста как функцию от уровня выпуска его конкурента, имея в виду, что каждый может поставить на рынок целиком весь объем этой продукции (минеральной воды) и что издержки производства минеральной воды равны нулю. Допустим, А производит А1; тогда дуополист B будет максимизировать прибыль, произведя B1. Однако раз B производит B1, тогда А будет максимизировать прибыль посредством более низкого объема продаж, скажем А2, однако при данном А2 заинтересован увеличить выпуск до B2, и т.д. Равновесие достигается, когда два уровня выпуска взаимно совместимы - при ; более того, как указывает Курно, это состояние равновесия "устойчиво" при заданных условиях в том смысле, что любое отклонение от него ведет к реакции, возвращающей предлагаемые количества продукции к уровням. и .
В 80-х годах XIX в. французский математик Бертран подверг решение Курно критике и предположил, что цены устанавливают продавцы, и каждый продавец назначает свою цену, исходя из того, что цена конкурента, а не объем выпуска его, остается постоянной. Эджуорт в "Теории монополии" (1897) продвинул эти рассуждения еще на один шаг и ввел неопределенность взаимной реакции, заключая, что это предположение делает решение недетерминированным. В 20-х годах нашего века в модели реакции стали включаться продажи, издержки, количество продукта и сервисная конкуренция. Симметричное предположение Курно о намерениях и политике двух фирм, основанное на произвольном представлении, что фирмы никогда не выявляют реакцию друг друга, было отвергнуто раз и навсегда. Но как только допускается, что две фирмы в самом деле постараются выявить реакцию друг друга, мы получаем весь букет ситуаций, зависящих от того, что мы предполагаем по поводу их поведения. Они могут двинуться к "точке Курно" в случае некооперативного равновесия, в котором каждая сторона максимизирует прибыль, исходя из некоторого представления о реакции другой стороны; они могут двинуться к "точке минимакса" и максимизировать прибыль, исходя из предположения, что конкурент прибегнет к приносящей наибольший ущерб стратегии; или они могут двинуться к точке кооперативного равновесия и максимизировать совместную прибыль. Каждое из этих предположений вызывает различные результаты "цена-количество", и априори нет оснований полагать, что один результат более вероятен, чем другой.
Достижения Курно не ограничиваются созданием теории чистой монополии и теории дуополии. Он также выставил идею о том, что совершенная конкуренция есть предельный случай из целого спектра рыночных структур, определенных в терминах количества продавцов. Он показал, что его дуополисты в конце концов придут к общей цене на минеральную воду, которая будет ниже, чем та, что была бы получена при простой монополии, но выше, чем цена, порождаемая свободной конкуренцией многочисленных продавцов; подобным образом монополия производит самый низкий объем продукции, а конкуренция при многочисленных продавцах производит наиболее высокий объем продукции, так что ситуация дуополии находится между ними. Он лелеял действительно любопытную мысль, что однородная продукция любого набора из п фирм будет в точности равна отношению п/(п + 1), умноженному на выпуск конкурентной отрасли, - с ростом числа продавцов объем выпуска отрасли приближается в пределе к выпуску отрасли, находящейся в условиях совершенной конкуренции. Здесь в зачаточном состоянии заключено популярное позже представление о совершенной конкуренции как о стандарте для оценки результата действия неконкурентных рыночных структур.
16. Дюпюи и французская инженерная традиция
С момента основания в 1747 г. Ecole des Fonts et Chaussees (Школы проектирования гражданских объектов) в Париже среди ее преподавателей и выпускников постепенно установилась традиция интересоваться экономической оценкой общественных работ. Одним из выпускников был Жюль Дюпюи, который между 1844 и 1859 г. опубликовал ряд работ по проблеме измерения социальной пользы предоставляемых обществом благ и услуг, в ходе чего он выявил различие между совокупной и предельной полезностью применительно к ценам спроса. Хотя Дюпюи творил позже Курно и хотя был момент, когда они оба жили и работали в Париже, нет свидетельств, что Дюпюи когда-либо читал работы Курно, или наоборот. Тем не менее, в их трактовке спроса имеются впечатляющие сходства. Как и Курно, Дюпюи считал, что обратное соотношение между ценами и количеством представляет собой очевидный факт, подтвержденный опытом и не требующий теоретического обоснования; но в отличие от Курно Дюпюи интерпретировал функцию спроса просто как функцию предельных полезностей: функция спроса наклонена отрицательно, так как дополнительная полезность, полученная от покупки дополнительных единиц того же товара, обычно снижается.
Анализируя социальную выгодность общественных благ, таких, как питьевая вода, дорога, каналы и мосты, Дюпюи понял, что ценность этих благодеяний может быть выше, чем это отражается в цене, действительно за них уплачиваемой, ввиду того, что большинство людей были бы готовы платить за эти услуги больше, чем платят на деле. Полагая издержки производства равными нулю, он построил кривую предельной полезности для коллективного блага на основе предположения, что государство взимает максимальный сбор (toll) за каждую дополнительную единицу услуги, снижая плату понемногу по мере того, как оно предлагает дополнительные единицы. Таким образом, суммарные поступления от услуги равны суммарной площади под кривой спроса; в терминах полезности совокупная выгода от существования этого вида обслуживания точно так же измеряется суммарной площадью под кривой предельной полезности. "Относительная полезность", или то, что Маршалл позже назовет "потребительским излишком", равна разности между совокупной полезностью и предельной полезностью, умноженной на число единиц услуги. Эта величина измеряется областью приблизительно треугольной формы под кривой спроса над прямоугольником "цена-количество".
Собственная диаграмма Дюпюи (с перевернутыми осями) показана на рис. 52 NP - это предельная полезность или кривая спроса на услуги моста, Ор - это тариф (toll), Or - количество, на которое предъявляется спрос, Orpn - совокупная полезность, получаемая от моста, и рРп - потребительский излишек. Уменьшение тарифа на рр' дает в результате чистый выигрыш на потребительском излишке qnn' (заштрихованный треугольник) - совокупный выигрыш потребителей (p'pnn') минус утраченные поступления (p'pnq).
Не изображая кривой предложения, Дюпюи продолжил рассмотрение излишка производителя от продажи услуг моста при единой цене каждой единицы этих услуг. Если кривая предложения представляет собой кривую предельных издержек отрасли, "излишек производителя" равен денежным поступлениям отрасли сверх агрегированных предельных издержек, а именно заштрихованному треугольнику spn (см. рис. 6). Суммарная выгода от моста для общества есть сумма излишков потребителя и производителя, представленная криволинейным треугольником sPn. С помощью подобного рода подразумеваемой конструкции Дюпюи перешел к установлению отдельных элементарных теорем о чистом социальном убытке от увеличения тарифа на общественные услуги.
Если сравнивать первоначальную статью Дюпюи "Об измерении полезности общественных работ" (1844) с усовершенствованием той же концепции Маршаллом, поражает неадекватность обсуждения у Дюпюи. Он никогда не осознал, что эта аргументация целиком держится на измеримости полезности. Потребительский излишек от отдельной общественной услуги может зависеть от излишков, возникающих в результате потребления других услуг. Более того, излишки различных лиц могут быть не адекватны - заключение в кавычки выражения "потребительский излишек" молчаливо предполагает межличностные сравнения полезности. Имеются и другие проблемы, связанные с измерением излишков производителей. Тем не менее, статья Дюпюи, сколь бы несовершенной она ни была, представляет собой замечательную работу.
Более того, Дюпюи в других статьях продолжил рассмотрение факторов, порождающих монополистическое ценообразование, анализируя эффекты объема производства и благосостояния, дискриминационной ценовой политики со стороны монополистов, общественных или частных. Фактически к теории чистой монополии проявляли особый интерес все инженеры-экономисты XIX в.: Дюпюи во Франции, Дионисий Ларднер в Англии, Чарльз Эллет младший в Америке и многие другие. 40-50-е годы ХК в. явились свидетелями появления железных дорог, и Железнодорожный век, естественно, заострял внимание на экономике общественных благ. Регулируемое ценообразование на железнодорожном транспорте усилило контраст между предельным и совокупным благосостоянием, и значительные постоянные издержки железнодорожного транспорта придали значимость расхождению между предельными и средними издержками. Короче говоря, здесь наконец обретается конкретный институциональный базис для появления маржинализма в экономической науке третьей четверти XIX в.
17. Теория предельной производительности Тюнена
Несмотря на пионерные начинания Курно и Дюпюи, подлинным основоположником предельного анализа в XIX в. является Тюнен. На протяжении своего изумительного труда "Изолированное государство" Тюнен неуклонно применяет тот принцип, согласно которому все формы расходов должны осуществляться вплоть до того момента, когда продукт последней единицы равен издержкам на нее, - совокупный продукт максимизируется только тогда, когда ресурсы распределяются в соответствии с принципом равнопредельноста. Изложение его доктрины "естественной заработной платы" иллюстрирует его алгоритм и в то же время дает нам другой ранний пример использования дифференциального исчисления для решения задачи максимизации. Это идет из второго тома "Изолированного государства", опубликованного в 1850 г., (год его смерти), двенадцатью годами позже книги Курно "Исследования математических принципов теории богатства" (1838) и через шесть лет после статьи Дюпюи об общественных работах (1844), ни одну из которых Тюнен не читал. Тем не менее 1850 г. - это всего лишь два года спустя после появления "Принципов" Милля и более чем десятилетие до "Краткого описания" Джевонса (1862).
Рассмотрим "изолированное, или "идеальное", государство, где вся земля одинаково плодородна. На ее внешней границе земельная рента равна нулю, так что совокупный продукт ферм, размещенных на этом внешнем кольце возделывания земли, делится между рабочими и собственниками капитала. Рабочие, возделывающие существующие земельные участки, вольны оставить свои сегодняшние рабочие места, чтобы взять новую землю; заработная плата таких рабочих превышает уровень прожиточных потребностей; и заработная плата является единственной статьей производственных затрат. Так как любой рабочий, владеющий достаточным капиталом, волен сменить статус наемного рабочего на положение капиталиста-производителя товаров, заработная плата на существующих фермах должна быть равна тому, что рабочий и его капитал могут получить, обрабатывая новую землю. Используя обозначения Тюнена, пустьа представляет известное количество зерна в годовом выражении, необходимое для существования семьи рабочего, ay - известный излишек зерна, могущий быть использованным семьей на цели накопления, так что(а + y) - неизвестная ежегодная заработная плата рабочей семьи в зерновом выражении;qq - неизвестное количество капитала, требуемое на рабочую семью для разработки новой земли, измеренное в(а + y) единицах зерна;z - неизвестная норма прибыли в стране;p - известный средний продукт семьи за год, когда последняя используетq единиц капитала. Таким образом,
p = (a+y)+q(a+y)z.
В условиях совершенной конкуренции
z =[p - (a + y)]/q(a + y).
Тюнен предполагает, что каждая рабочая семья трансформирует свой ежегодный излишек у в капитал q и что каждый стремится максимизировать годовой доход на капитал, выраженный как
zy =[p - (a + y)]y/q(a + y).
Это выражение достигает максимума, когда
(d/dy){[p - (a + y)]y/q(a + y)} = 0
Тюнен решает это уравнение для(а + у), что в результате дает> √ap, геометрическое среднее междуа (необходимым прожиточным минимумом) иp (средним продуктом семьи)3. Теперь он поворачивает проблему другой стороной, чтобы найти количество капитала на семьюq, которое максимизируетzy и решает задачу для заработной платы как остаточной величины после того, как из продукта была выплачена прибыль, показывая, что заработная плата, которая проявляется в таком случае как предельный продукт труда, опять же равна> √ap.
Позже большинство критиков Тюнена ухватились за тот факт, что в его рассуждении норма прибылиz фактически берется заданной величиной, вместо того, чтобы трактовать ее как неизвестную, которую необходимо определить. К тому же Тюнен вводил капитал к единицам зерна и в конечном счете к количествам труда, а это означает, что он на самом деле рассматривал капитал как оборотный, в большей или меньшей степени игнорируя основной капитал. В этом он был просто дитя своего времени. Наконец, Тюнен интерпретировал понятие заработной платы на уровне прожиточного минимума, как если бы она подлежала точному количественному измерению; в этом он уже отставал от времени, так как даже Рикардо предупреждал своих читателей, что заработная плата на уровне прожиточного минимума есть культурный, а не биологический минимум, на который воздействуют ожидания и стремления рабочих.
Но, возможно, ничто из этой критики не идет так глубоко, как возражение неявному допущению Тюнена, что рабочие семьи должны быть нацелены на максимизациюyz, излишка заработной платы одного года, скорее чем совокупного дохода от труда за этот год и всего инвестированного капитала, находящегося в их собственности; или, выражаясь иначе, что они должны быть нацелены на максимизацию их краткосрочного дохода от капитала, скорее чем суммарного дохода всей их жизни в форме заработной платы и прибыли. По углубленном размышлении выходит, что Тюнен полагал, будто рабочие разделяются на две взаимоисключающие группы: (1) группа, которая будет производить капитальные блага, т. е. семена и пищевые продукты, и (2) группа, которая будет производить зерно для конечного спроса с помощью физического капитала, произведенного первой группой. Как следствие этого, то, что в конечном счете осуществляет Тюнен, - это анализ особой двухсекторной модели, в которой один сектор максимизирует доход от капитала, а другой - доход от труда.
Магическая формула Тюнена для ставки заработной платы> √ap была высмеяна почти с самого момента ее обнародования отчасти потому, что она была понята неправильно, как представляющая долгосрочную равновесную ставку заработной платы, которая будет преобладать при нормальных условиях в капиталистической экономике, тогда как она сознательно была задумана ради реформирования реального мира (посредством дележа прибыли) в нечто такое, что сегодня назвали бы "рыночной экономикой, управляемой трудом". Возможно, если бы он назвал эту величину "справедливой заработной платой", он был бы лучше понят. В течение последних лет своей жизни он убедился, что низкая заработная плата и бедность широких слоев рабочего класса в большей части Европы обязаны своим существованием главным образом отсутствию свободной земли; он считал, что Америка была в меньшей степени поражена проблемой бедности по причине доступности свободной земли на периферии заселения. Именно подобные идеи положили начало представлению о "естественной заработной плате", которая возникает не спонтанно в результате конкурентного процесса при режиме частной собственности на капитал, а путем самоопределения добровольно принимающих решения агентов на границах "изолированного государства", где земля находится в свободном доступе. Тюнен заявлял, что его формула "естественной заработной платы" весьма близка к периферийным условиям в США, но тем не менее, он выдвигал ее как абстрактную теорему, которая строго выполняется только при особых предположениях его модели "изолированного государства".
Как бы то ни было, его трактовка распределения предвосхитила все, что позже стало известно как теория распределения на основе предельной производительности, и в некотором отношении даже пошел дальше формулировок Джона Бейтса Кларка, появившихся почти полувеком позже. Тюнен варьировал вложение труда, сохраняя постоянными капитал и землю, вложение капитала, сохраняя постоянными труд и землю и, конечно, ввод земли при постоянстве труда и капитала; он даже подчеркнул воздействие изменений цен факторов и продукта на оптимальный набор вводимых ресурсов. Его анализ достиг высшей точки в совсем севременном утверждении, что чистый доход достигает максимума, если каждый из факторов используется до того момента, когда предельная ценность его продукта(Wert des Mehrertrags) равна его предельным факторным издержкам(Mehraufivand). Хотя рассуждение у него идет в словесной форме и иллюстрируется численными примерами, Тюнен правильно указывает на то, что предельный продукт какого-либо фактора есть коэффициент частной производной от многопараметровой производственной функции. Более того, помимо отчетливого выяснения различия между фиксированными и переменными факторами, а также между средней и предельной отдачей фактора, Тюнен уделил значительное внимание терминологическому определению количества вводимого капитала, труда и земли в строго однородных единицах, отмечая, что это условие редко соблюдается на практике, - и этим также опередил свое время буквально на шестьдесят лет.
Даже все сказанное не исчерпывает вклада Тюнена в экономическую науку. Его углубленная интерпретация понятия предельной производительности, его использование дифференциального исчисления и маржиналистских рассуждений для обеспечения равновесных решений экономических задач и его законченная обобщенная формулировка "закона" переменных пропорций делают Тюнена воистину первым экономистом нового времени.
18. Второй закон Госсена
Нашим четвертым и последним первопроходцем является Герман Генрих Госсен, чей труд "Эволюция"(Entwicklung), опубликованный в Германии в 1854 г., прошел в то время совершенно незамеченным. Горько разочарованный неважным приемом, оказанным его работе, которая, как он утверждал, сделает для экономической науки то же, что Коперник сделал для астрономии, Госсен отозвал все непроданные экземпляры и уничтожил их. Впоследствии, когда Джевонс обнаружил эту книгу в 1878 г., они с Вальрасом смогли найти только несколько уцелевших экземпляров. Вальрас был поражен, увидев, что Госсен не только сформулировал принцип убывающей предельной полезности и изобразил его в графической форме, но также, чего не сумел Дюпюи, уловил различие между отрицательно наклоненной кривой предельной полезности и отрицательно наклоненной кривой спроса. Точно так же был изумлен Джевонс, обнаружив, что Госсен сформулировал теорию предельной тягости труда, разительно похожую на его собственную, включая точное воспроизведение его собственной диаграммы уравнения предельной полезности продукта и предельной тягости труда (см. выше рис. 2). Особенно потрясло их обоих то, что вскоре было названо "вторым законом Госсена": "Лицо максимизирует свою полезность, когда распределяет имеющиеся у него денежные средства между различными благами так, что достигает равного удовлетворения от последней единицы денег, потраченных на каждый из товаров".
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Терминологическое замечание для сведущих в математике читателей: "последняя степень полезности" у Джевонса записывалась какdu/dx, это то же самое, что и "наименьшая значимость удовлетворенности" у Менгера или "редкость"(rarete) у Вальраса, "интенсивность последней потребности, удовлетворяемой любым данным потребляемым количествам товара". Оно отражает темп роста совокупной полезности на единицу приобретенного товара. Австрийцы позже говорили о граничной полезности(Grenzuntzen), современном эквиваленте "предельной полезности". Но предельная полезность, строго говоря, является не производной полезности по количеству, а дифференциальным приращением полезности. Как указывает Маршалл в первом математическом примечании к его "Принципам", предельная полезность - это неduldx, a(du/dx)dx, гдеи = f(x) - функция совокупной полезности товарах, аdx есть потребленное приращениеx, это может быть представлено "жирной прямой линией", толщина которой измеряет единицу приносимой предельной полезности, деленной на величину предельного приращения. Современные учебники все еще иногда рассказывают о предельной полезности как о полезности последней единицы. Это способно породить неправильное понимание; предельная полезность последней единицы является полезностью любой единицы, так как любая единица может быть последней; утверждать, что предельная полезность есть полезность предельной единицы, означает, что мы можем получить совокупную полезность путем умножения предельной полезности на число потребленных единиц, что неправильно. Предельная полезность есть полезность последней единицы минус изменение полезности предыдущей и т.д. для каждой из единиц, когда добавляется последняя единица. Таким образом, предельная полезность =(du/dx)dх и совокупная полезность - это интеграл
2 Подобно Курно и другим экономистам-математикам того периода Дюпюи помещал независимую переменную, цену, на ось абсцисс, и зависимую, количество, на ось ординат. Впервые перевернул этот стандартный порядок Маршалл с целью закрепить одну и ту же ось как для функций индивидуального спросаq = f(p), так и для функций рыночного спросаp = f(q).
3(d/dy){[p - (a + y)]y/q(a + y)} =(d/dy)[(py - ay - y2)/q(a +y)] = 0
[(а +у) (р - а - 2у) - (ру - ay - y2)]/(a +y)2 = 0
Следовательно,
(а +у) (р - а - 2у) = (ру - ay - y2)
ap - a2 - 2ay - 2y2 = -y2
a2 +y2 + 2ay = ap
(a + y)2 =ap
(a + y) => √ap.