economicus.ru
 Economicus.Ru » Галерея экономистов » Экономическая теория благосостояния

Экономическая теория благосостояния

Welfare Economics
 
Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. - М.: <Дело Лтд.>, 1994.
Марк Блауг
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ БЛАГОСОСТОЯНИЯ ПАРЕТО
Работа Парето представляет собой водораздел в истории субъективной теории благосостояния. Более ранние авторы, работавшие в рамках теории полезности, всегда рассматривали "благосостояние" как сумму количественных, поддающихся измерению полезностей для всех индивидов (домохозяйств) общества; соответственно оптимальным считалось такое распределение ресурсов, которое максимизировало благосостояние в этом смысле. Ко времени Маршалла было признано, что эта "арифметика счастья" базируется на предположении, что все люди имеют идентичные функции полезности дохода. В этом случае, конечно, оптимальное распределение ресурсов будет достигнуто только тогда, когда доход распределяется поровну.
Постулат Бентама, согласно которому общее благосостояние - это просто арифметическая сумма благосостоянии отдельных людей, обходит проблему сравнения полезности для разных людей, поскольку рассматривается один-единственный случай, при котором такое сравнение не вызывает трудностей. Фактически все авторы до Парето таким способом игнорировали вопрос о сравнении различных оптимумов, связанных с разными распределениями дохода. Маршалл использовал понятие потребительского излишка, но не уделял достаточного внимания тому, что сумма потребительских излишков является функцией индивидуальных различий в реальном доходе. Эджуорт отбросил предпосылку равных возможностей к удовлетворению потребностей, но защищал правило одинаковых предельных тягот при налогообложении, исходя из одинаковых функций полезности дохода. Викселль критиковал обобщение Джевонсом и Вальрасом оптимальных условий обмена на том основании, что оптимальные условия производства и обмена зависят от начального распределения факторов производства в экономике. Викселль рассматривал проблему межличностных сравнений полезности более честно, чем любой из современных ему авторов, но даже он защищал специфическую экономическую политику, которая исходит из того, что не существует значительных индивидуальных различий в функциях полезности.
В "Учебнике политической экономии" (1906) Парето решительно отошел от традиционной практики. Он не только отверг количественную полезность и аддитивную функцию полезности, но и жестко ограничил себя соображениями, которые никоим образом не зависят от каких-либо межличностных сравнений. Значение оптимума Парето с учетом ограничений можно отчетливо увидеть, изучая предельные условия обмена в условиях совершенной конкуренции. Как было известно всем экономистам после Джевонса, оптимальные условия обмена зависят только от сравнений полезности в сознании каждого человека, а не между людьми.
8. Условия оптимального обмена
Предположим, что два человека владеют количеством ОМ блага х и количеством ON блага у соответственно. Кривые безразличия этих двух людей показаны на рис. 2. Теперь так же, как это делал Парето в "Учебнике", мы совместим кривые безразличия на одной диаграмме, повернув рис. 2Ь на 180° и наложив его на рис. 2а, пока M и N не совпадут (так называемая "коробка Эджуорта") (рис. 3). Каждая точка внутри или на границах заштрихованной площади представляет собой возможный акт обмена, выгодный для обеих сторон, поскольку в худшем случае он оставляет их на кривых безразличия 1 и 1', а возможно, на более высоких кривых безразличия. Однако человек, который владеет ОМ количеством х, захочет в результате продвинуться как можно дальше в севере восточном направлении, тогда как человек, владеющий ON количеством у, захочет в итоге продвинуться как можно дальше в юго-западном направлении; в то же время они оба должны согласиться на обмен в соотношении, соответствующем наклону линий цен МР, МР',... ; следовательно, торговля может происходить в любом месте на "контрактной кривой" СС, являющейся геометрическим местом точек касания двух систем кривых безразличия.
В случае двустороннего обмена предположения, что каждый человек максимизирует свое удовлетворение, недостаточно для определения цены равновесия, до которой будут продаваться два товара. Обмен же на конкурентном рынке всегда будет помещать обоих индивидов в одну и ту же точку на контрактной кривой, так как оба сталкиваются с одним и тем же набором цен. Если относительная цена у в единицах х равна наклону линии цен МР, каждый человек максимизирует свое удовлетворение, приобретая дополнительные количества x и у до тех пор, пока их предельные полезности не будут пропорциональны их относительным ценам. Поскольку оба человека реагируют на одну и ту же систему цен, соотношения предельных полезностей или предельная норма замещения для любой пары товаров должна быть одной и той же для обоих индивидов. Обмен произойдет в точке Q, где предельная норма замещения между двумя товарами одна и та же для обоих участников обмена. Q - это точка оптимального обмена, так как никто не может перейти на более высокую кривую безразличия, не столкнув другого на более низкую. Q является оптимумом, однако только относительно данных цен и исходных количеств х и у, выносимых на рынок. Сумма удовлетворений двух людей вполне может быть выше в других точках на контрактной кривой. Поскольку мы не хотим делать межличностных сравнений полезности, нам придется удовлетвориться утверждением, что каждая точка на контрактной кривой является высшей только по отношению к точкам вне контрактной кривой.
Например (рис. 4), все точки на контрактной кривой между А и В являются высшими по отношению к D, так как они позволяют одному из индивидов перейти на более высокую кривую безразличия, не принуждая другого перейти на более низкую кривую безразличия. Для этого случая F также является высшей по отношению к D хотя сама по себе она и не является точкой оптимума. Но F несравнима ни с А, ни с В, хотя все три точки сравнимы с D: передвижение с F на A или на В увеличило бы благосостояние одного человека, но обязательно уменьшило бы благосостояние другого. Таким образом, отказ от межличностных сравнений полезности означает, что единственными изменениями, которые могут оцениваться, являются те, которые делают всем либо лучше, либо хуже, или те, которые делают лучше по крайней мере одному человеку, не делая хуже кому-либо другому; улучшение чьего-либо благосостояния за счет кого-то другого не может оцениваться в количественных единицах полезности. Движение в направлении контрактной кривой всегда представляет собой несомненное увеличение суммарного благосостояния, но движение вдоль контрактной кривой изменяет распределение суммарного благосостояния между участниками рынка.
9. Оптимум Парето
Формулировка максимума благосостояния Парето обобщает результаты, только что выведенные нами для меновой экономики. Оптимум Парето определяется как положение, в котором невозможно улучшить чье-либо благосостояние путем трансформации товаров и услуг в процессе производства или обмена без ущерба для благосостояния какого-либо другого индивида. Чтобы избежать необходимости делать межличностные сравнения полезности, Парето отказался оценивать все другие изменения в благосостоянии. Вследствие этого в его определении отсутствует понятие единственного общественного оптимума, и вместо этого предполагается бесконечное количество несопоставимых между собой оптимумов. Зона сравнимости расширяется, однако, благодаря введению понятия компенсационного платежа. Впервые на это указал Энрико Бароне в знаменитой статье "Министр производства коллективистского государства", опубликованной в 1908 г., но не переведенной на английский язык до 1935 г. Бароне предлагал, чтобы все изменения в индивидуальном благосостоянии могли быть выражены эквивалентной суммой реального дохода, которую человек хотел бы получить или заплатить для того, чтобы вернуться к своему исходному благосостоянию. Эта идея знакома: это не что иное, как измерение потребительского излишка в деньгах. Изменение, которое дает выгоду одним людям, но приносит ущерб другим, теперь может быть сочтено приростом общего благосостояния, если выигравшие могут компенсировать ущерб проигравшим так, что последние добровольно примут это изменение; после того, как сделаны компенсационные платежи, выигравшим становится лучше, а проигравшим ре становится хуже.
Бароне не настаивал на том, что компенсация должна выплачиваться в действительности, не делали этого также Каддор и Хеке в 30-х годах, когда они возродили концепцию компенсационных платежей в экономической теории благосостояния. И действительно, существует целая бездна различий между потенциальной компенсацией и действительным компенсационным платежом: потенциальная компенсация предполагает, что существует избыточный доход, который можно распределить, в то время как действительная компенсация подразумевает, что наиболее предпочтительное перераспределение этого избыточного дохода уже произошло, а это означает, что мы опять столкнулись с межличностным сравнением полезности. Сошлемся на пример, часто приводимый в экономической теории благосостояния. Утверждать, что отмена Хлебных законов в 1846 г. увеличила реальный доход потребителей в Британии в большей степени, чем уменьшила реальный доход британских лендлордов, -значит утверждать, что можно придумать компенсационный платеж, удовлетворяющий лендлордов, который побудил бы их принять отмену Хлебных законов, но при этом потребители по прежнему выигрывали бы от нее. Это утверждение базируется наличных оценках выигравших и проигравших и не включает никаких межличностных сравнений. Однако рекомендовать, чтобы лендлордам действительно компенсировали их потери, означает одобрять исходное распределение ресурсов и соответствующих доходов, относительно которого складывались оценки выигравших и проигравших, Одобряя таким образом status quo ante (положение, которое было прежде - лат.), волей-неволей мы связали себя с межличностным сравнением полезности. Кроме того, если уж компенсация выплачена, то окончательное распределение дохода будет отличаться от изначального распределения, что в свою очередь породит другую систему оценок потенциальных компенсационных платежей. Какие основания полагать, что и вторая система оценок будет такой же, как и первая?
10. Двойной критерий Ситовски
Этот вопрос естественным образом приводит нас к рассмотрению двойного критерия увеличения общественного благосостояния, изобретенного Ситовски. Прежде чем мы сможем сказать, что отмена Хлебных законов увеличила общее благосостояние, мы должны не только знать, что после отмены доход мог быть перераспределен так, чтобы всем стало лучше, чем было до того, но и быть уверенными в том, что не было возможно улучшить благосостояние путем простого перераспределения дохода до отмены законов. Пока не выполнено это последнее условие, то, что мы считаем эффектом от отмены, включает, как это и было на самом деле и еще кое-что. Совершенно ясно, что отмена Хлебных законов улучшила бы общественное благосостояние, если бы лендлорды получили плату за то, чтобы добровольно принять изменение, и с помощью этих денег подкупили потребителей, чтобы они не требовали отмены, так как требуемая взятка была бы меньше, чем ожидаемые потери лендлордов от отмены законов. Это приводит к противоречию: свободная торговля эффективна с точки зрения изначального распределения дохода, но неэффективна с точки зрения окончательного распределения. Этого противоречия не было бы, если бы свободная торговля действительно представляла собой движение к суперэффективности, где всем без исключения становится лучше. Но в обычных условиях экономическое изменение означает потери для некоторых людей, и тогда двойной критерий должен удовлетворяться до того, как мы сможем сказать, что благосостояние выросло.
Ситовски пытается, таким образом, отделить эффективность от справедливости. Увеличение благосостояния согласно его критерию имеет место тогда, когда при любом возможном распределении дохода до изменения всем в результате становится лучше, даже если действительно выплачиваются компенсационные платежи. Кажется, что этот двойной критерий лишает нас большей части тех позиций, которые завоеваны компенсационным принципом Бароне. Нам запрещено сравнивать ситуации с разными распределениями дохода, которые не отвечают двойному критерию и которые, собственно говоря, составляют большинство ситуаций, встречающихся в реальном мире.
Проблема с двойным критерием напоминает проблему исчисления индексов физического объема производства, которая возникает, когда цены изменились. На вопрос о том, действительно ли Sр2q2 > Sр1q1, нет простого ответа, если изменились и цены, и количества. Мы можем лишь заключить, что реальный выпуск продукции увеличился, если выполнен двойной критерий: ценность совокупного продукта должна увеличиться независимо от того, используются ли в качестве весов цены первого года или второго года. Другими словами, нам требуется, чтобы выполнялось как Sр1q2 > Sр1q1, так и Sр2q2 > Sр1q1. Точно так же, как изменение цен вынуждает нас проверить, не является ли ценность выпуска функцией используемой системы весов, так и изменение в распределении дохода делает необходимой оценку благосостояния как при начальном, так и при окончательном распределении дохода. Бели двойной критерий для индекса производства выполняется, мы, несомненно, можем утверждать, что реальный выпуск увеличился. Это, однако, не обязательно означает, что возросло благосостояние. Даже если вкусы неизменны, следует учесть, что вкусы каждого человека взвешиваются его суммарными расходами, которые, в свою очередь, зависят от его дохода. Если только количество всех товаров не возрастает в одинаковой пропорции, увеличение реального выпуска, сопровождающееся изменениями относительных цен, обязательно изменяет структуру расходов и, следовательно, изменяет оценку дохода всем обществом. Если мы хотим применить двойной критерий к росту благосостояния, нам требуется, чтобы общее благосостояние было инвариантно к изменениям в структуре расходов и, следовательно, к изменениям в распределении дохода. Ясно, что здесь мы имеем дело с самым сильным критерием межличностного сопоставления полезности. Таким образом, долгая дискуссия о критериях благосостояния, начатая Парето и продолженная Бароне, Хиксом, Калдором и Скитовски - не продвинула нас дальше в оценке тех политических мероприятий, которые приносят одним людям выгоду, а другим - вред. Проблема эффективности оказывается неотделимой от проблемы справедливости.
11. Современная теория благосостояния
Попытка экономистов определить оптимум благосостояния без соизмерения индивидуальных полезностей имеет давнюю историю. За полвека до Парето Дж.С.Милль проводил различие между непреложными "законами производства" и гибкими "законами распределения" пытаясь убедить своих читателей, что вопрос о размере пирога может быть отделен от вопросов о его кусках. Вера в то, что "эффективность" и "справедливость" могут быть каким-то образом разделены, представляет собой одну из наиболее давних иллюзий экономической науки. Фактически каждый экономист до Парето анализировал ту или иную меру экономической политики так, как будто возможно вначале обсуждать ее воздействие на эффективность распределения при данном распределении дохода, а затем завершить анализ, оценивая соответствующие изменения в распределении дохода. Однако эти две стадии никогда отчетливо не разграничивались, так что часто было трудно увидеть, на каком этапе происходили межличностные сравнения полезности. Заслугой Парето явилось такое определение общественного благосостояния, при котором разграничение между эффективностью и справедливостью стало кристально ясным. Но Парето продолжал верить, что оценка экономической политики может быть дана на основе одних лишь соображений эффективности. Развитие "новой" экономической теории благосостояния, однако, заставило в этом усомниться.
Признав, что дискуссия зашла в тупик, Бергсон предложил оценивать изменения благосостояния посредством "функции общественного благосостояния", т.е. системы общественных кривых безразличия, ранжирующей различные комбинации индивидуальных полезностей в соответствии с системой ценностных суждений о распределении дохода. К сожалению, остается неясным, должны ли это быть суждения экономистов, законодательных органов, избирателей или какой-либо другой особой группы людей, а также то, каким образом мы должны учитывать какие-либо различия в таких суждениях. Ведь именно эти различия в ценностных суждениях разных людей и групп составляют главную трудность теории благосостояния. "Новая" теория благосостояния, восходящая к Парето, была попыткой выяснить, что можно сказать об общем благосостоянии, не прибегая к межличностным сравнениям. В результате новейших дискуссий было выяснено, что коль скоро налагается жесткое табу на межличностные сравнения, то остается очень немногое. Это не значит, конечно, что, пытаясь производить межличностные сравнения, мы получили бы впечатляющий рад значительных теорем, относящихся к экономической политике. Тем не менее, истинная теория благосостояния скорее должна вторгаться в предмет прикладной этики, чем избегать его. При любом общественном строе должен существовать определенный консенсус относительно целей общества. Экономическая политика, однако, почти всегда является средством для достижения целей, которые сами не до конца ясны; более того, некоторые из них могут противоречить друг другу. Экономическая теория благосостояния должна оказывать влияние на формирование общественного консенсуса, придавая ясность целям различных политических мер и демонстрируя соответствие или несоответствие целей политики ее средствам. Это не просто благое пожелание: работы таких экономистов, как Эрроу, Блэк, Дауне, Бьюкенен, Туллок и Ротенберг, об общественном выборе и "вычислении консенсуса" идут именно в этом направлении. Поэтому в ближайшем будущем возможно появление междисциплинарной науки на стыке политологии и экономической теории, которая избавит теорию благосостояния от ее недугов.
После всего сказанного нам следует предостеречь читателя относительно следующего. "Новая" теория благосостояния странным образом исходит из того, что суждения, касающиеся "эффективности", не являются ценностными, в то время как суждения, касающиеся "справедливости", обязательно содержат ценностный элемент. Межличностные сравнения полезности - это только один тип ценностных суждений и, наверное, не самый важный из тех ценностных суждений, которые неизбежно входят в теорию благосостояния. Таким образом, концепция оптимального по Парето распределения ресурсов базируется на трех предпосылках, которые бесспорно являются ценностными суждениями: (1) каждый человек лучше всех способен оценить свое собственное благосостояние; (2) общественное благосостояние определяется только в единицах благосостояния отдельных людей; и (3) благосостояние отдельных людей несопоставимо. Хотя с этими ценностными суждениями согласны очень многие (по крайней мере, среди экономистов), но даже всеобщее согласие с ценностными суждениями не делает их "объективными": они остаются ценностными суждениями. Короче, "свободной от ценностей теории благосостояния" не существует, и само это словосочетание содержит внутреннее противоречие. Повышение благосостояния означает нечто желаемое: говоря о нем, мы неизбежно допускаем ценностные суждения.
12. Предельные условия максимального благосостояния
Предположим, вопрос распределения дохода уже улажен путем коллективного решения. В этом случае может быть сформулирован ряд предельных условий, которые должны быть выполнены для оптимального распределения ресурсов. Эти предельные условия - не более, чем система уравнений, которые должны быть решены для определения неизвестных цен и количеств всех товаров и услуг, распределенных между индивидами и видами употребления. Если нам известны принадлежащие отдельным лицам запасы ресурсов, технические коэффициенты затрат, а также бергсонова функция благосостояния, включающая этику распределения, то теоретически должно быть возможно решить систему уравнений относительно неизвестных цен и количеств. Принимая во внимание вклад Вальраса в теорию общего равновесия, можно испытать что-то вроде шока, осознав, что большинство предельных условий социального оптимума так и не были ясно и детально сформулированы вплоть до совсем недавнего времени. Даже Парето и Бароне не пошли намного-дальше постулирования условий оптимального обмена. Полный перечень условий оптимума впервые появился в статьях Лернера о социалистической экономике в середине 30-х годов и был наилучшим образом сформулирован в двух классических статьях Бергсона и Хикса в 1938 и 1939 гг.
В качестве полезного обзора практически всей неоклассической микроэкономики мы перечислим сейчас наиболее важные из условий оптимума. Читатель может проверить (подтвердить) любое из них самостоятельно с помощью хорошо известного правила равенства предельных величин, которое определяет оптимум как ситуацию, в которой не может быть взаимовыгодной торговли.
1. Условие оптимального обмена.
Соотношение предельных полезностей, или предельная норма замещения для каждой пары потребительских товаров должно быть одинаковым для всех домохозяйств, которые потребляют оба товара; другими словами, все домохозяйства должны в результате оказаться где то на контрактной кривой обмена в "коробке Эджуорта"1.
2. Условие оптимального производства.
В пределах технических ограничений соотношение предельных продуктов (в натуральном выражении), или предельная норма замещения для каждой пары факторов производства должно быть одинаковым для всех фирм в отрасли, производящей однородный продукт. Если производственные факторы отложены по осям "коробки Эджуорта", изокванты для любой пары фирм должны являться касательными друг к другу; все фирмы должны оказаться в итоге на контрактной кривой производства. Кроме того, предельная норма замещения между производством любых двух товаров должна быть одинаковой для любых двух фирм, производящих оба товара.
3. Условие оптимальной структуры продукции.
Если удовлетворяются первое и второе условия, предельный продукт каждого фактора будет обладать одинаковой ценностью в каждой отрасли, и цены, соответствующие этой ситуации, будут равны предельным нормам замещения между потребляемыми благами, общим для всех домохозяйств. Суммируя, получим, что предельная норма замещения между любой парой продуктов для любого домохозяйства, потребляющего оба товара, должна быть такой же, как предельная норма замещения между ними в производстве.
4. Условие оптимальной интенсивности использования факторов.
Предельная норма замещения между работой и досугом должна быть равна предельной технической норме замещения между часами работы и получаемым в результате продуктом; другими словами, должно быть невозможно увеличить суммарную ценность выпускаемой продукции, заплатив рабочему за то, чтобы он работал меньше или больше часов, или переведя его на другой участок работы.
5. Условие оптимального момента времени.
Если мы учтем распределение вложений ресурсов и выпуска продукции во времени, первые четыре условия оптимума могут быть применены для того, чтобы получить оптимальные условия этого распределения. Предельная норма замещения во времени между каждым фактором производства и продуктом, так же как и предельная норма замещения во времени между факторами и между продуктами, должна быть равна ставке процента по нерисковым ценным бумагам. Таким образом ставка процента должна уравнивать предельные предпочтения настоящего для всех людей с нормой дохода относительно издержек. Если некоторые активы являются неликвидными и их доход ненадежным, то предельные ставки замещения между каждой парой активов различных степеней ликвидности и надежности должны быть равными для всех домашних хозяйств.
Все эти условия могут быть суммированы в одном главном критерии: субъективные и объективные предельные нормы замещения между любыми двумя благами (продуктами и факторами) должны быть равны для всех домашних хозяйств и всех производственных единиц соответственно, и эти субъективные и объективные соотношения должны равняться друг другу.
Эти пять условий, вместе взятые, составляют необходимый базис для достижения максимального благосостояния. Однако, поскольку они являются предельными условиями, или условиями первого порядка, их недостаточно для того, чтобы гарантировать максимум благосостояния. В добавление к ним нам требуются условия второго порядка, "убывающей отдачи" для того, чтобы все кривые безразличия были выпуклыми и все кривые производственной трансформации были вогнутыми книзу вблизи точки максимального благосостояния. Но даже если условия и первого, и второго порядка выполняются, мы не можем быть уверены, что мы достигли maximum maximorum: "Предельные условия, - пишет Боулдинг, - не могут нам помочь отличить вершину кротового холмика от вершины горы Эверест". Для того чтобы благосостояние было максимальным, должны также выполняться "суммарные условия" (the "total conditions"), как их называл Хикс: должно быть невозможно увеличить сумму "излишков" (surpluses) у производителей и потребителей путем запуска в производство нового продукта или изъятия старого. Экономическое благосостояние будет максимальным при одновременном выполнении предельных условий, условий второго порядка и суммарных условий. Мы, однако, снова подчеркиваем, что этот максимум -просто один из бесконечного числа оптимумов Парето. Чтобы выбрать один из них, нам необходимо постулировать функцию общественного благосостояния Бергсона, т.е. систему скалярных величин для ранжирования индивидуальных полезностей.
Давайте теперь представим капиталистическую экономику, в которой мы создаем ценовую систему, имеющую следующие характеристики: (1) все ресурсы и продукты (inputs and outputs) имеют фиксированные цены, которые не может изменить никакой покупатель или продавец; (2) на рынок будут выноситься только те продукты, которые могут быть проданы по ценам, покрывающим издержки; и (3) любая фирма при желании может производить любой продукт по этим ценам. Если при этом каждый потребитель максимизирует свою полезность и каждая фирма максимизирует СБОИ прибыли, то все предшествующие оптимальные условия как первого, так и второго порядка автоматически выполняются с помощью рыночного механизма. На этой стадии читатель может доказать эту "теорему невидимой руки" сам. Заметьте, что она утверждает не только то, что долговременное равновесие совершенной конкуренции создает оптимальное распределение ресурсов (при условии, что распределение дохода является заданным), но также и обратное: каждое оптимальное распределение ресурсов представляет собой долговременное равновесие совершенной конкуренции.
13. Оптимальные характеристики совершенной конкуренции
"По крайней мере со времен физиократов и Адама Смита, - замечал Самуэльсон, - большинство экономистов ощущали, что в некотором смысле совершенная конкуренция представляет собой оптимальную ситуацию". В каком именно смысле, сейчас стало очевидно. Это, конечно, не означает, что Адам Смит или любой другой экономист классической школы оправдывал конкуренцию только потому, что она позволяет найти эффективное решение статической модели общего равновесия. Мы знаем, что они защищали конкуренцию в значительной степени благодаря ее динамическому воздействию на побудительные мотивы людей. Но классический аргумент о том, что перелив труда и капитала будет уравнивать прибыли и нормы зарплаты между отраслями, фактически означал, что предельные условия оптимума будут выполняться в равновесии. Следовательно, современная теория благосостояния ясно формулирует одну из причин, по которым совершенная конкуренция может быть (и была) сочтена наилучшим состоянием экономики.
Иногда думают, что для того, чтобы гарантировать общественный оптимум, достаточно менее жестких условий чистой конкуренции; при чистой конкуренции каждое домашнее хозяйство (фирма) покупает и продает такую малую часть суммарного количества каждого товара, что не может оказать влияние на цены, и, кроме того, все цены на однородные продукты и факторы едины во всей экономике. Однако эти два условия являются необходимыми, но не достаточными. Вдобавок все факторы должны быть совершенно мобильными, так что не могут возникнуть сверхприбыли, отдача должна быть постоянной, и все экономические агенты должны иметь совершенную информацию о доступных альтернативах. Очевидно, что эти характеристики совершенной конкуренции, никогда не достигаются в реальном мире. Однако зададим вопрос: не может ли соответствующее вмешательство государства дать нам возможность приблизиться к требованиям совершенной конкуренции. В частности, государственное управление крупными предприятиями, с возрастающей отдачей ликвидировало бы одну из главных угроз совершенной конкуренции. Может показаться парадоксальным оправдание национализации отраслей промышленности на том основании, что она будет поддерживать конкуренцию. Но как указывал Бароне, теория благосостояния Парето демонстрирует, что эффективное распределение ресурсов требует совершенной конкуренции, что вовсе не то же самое, что утверждение необходимости частной собственности на средства производства. Такая ценовая система является не капиталистическим институтом, а просто набором "коэффициентов трансформации", который мог бы выполнять те же самые функции в централизованно управляемой экономике. Государству надо лишь разрешить потребителям и рабочим максимизировать их собственную выгоду и потребовать от управляющих предприятиями действовать так же, как если бы они занимались максимизацией своих прибылей. Но даже этот элемент принуждения не является необходимым, поскольку максимизация прибылей может происходить автоматически, если зарплату управляющих поставить в зависимость от прибыли. После того, как эффективность распределения будет обеспечена с помощью подобной децентрализованной саморегулируемой ценовой системы, сверхприбыли могли бы распределяться в соответствии с ценностными суждениями о распределении дохода. Это главный пункт теории рыночного социализма Ланге-Лернера. Любопытно, что эта единственная когда-либо появившаяся теория социализма была творением не марксистов и советских экономистов, а "буржуазных экономистов" в наиболее уничижительном смысле этого термина.
14. Нерыночная взаимозависимость
Понятие общественного оптимума, достигаемого при выполнении предельных условий, предполагает, что эффективное распределение ресурсов может быть определено путем простого сравнения ценности выпускаемого продукта при различных применениях ресурсов: переход любого фактора или продукта от одного способа применения к другому изменяет благосостояние лишь в той мере, в какой он приводит к изменению ценности выпускаемой продукции. Но предположим, что переход факторов к некоторой фирме порождает отрицательные побочные эффекты в виде дыма. Или предположим, что переход продуктов к каким либо потребителям уменьшает удовлетворение других потребителей, потому что последние стараются "не отставать от Джонсов". Во всех подобных случаях, где производственные функции и предпочтения различных экономических агентов взаимозависимы, мы должны заменить условия оптимума Парето золотым правилом максимизации благосостояния Лигу: уравниванием предельных частных и предельных общественных затрат каждого ресурса во всех применениях2. Прямая взаимозависимость между фирмами и домашними хозяйствами нарушает условия эффективности: одного доллара потребительских расходов больше не будет достаточно для приобретения факторов производства той же самой ценности независимо от приобретаемых продуктов. Следовательно, совершенная конкуренция не является достаточным условием оптимальной распределительной эффективности, так как при совершенной конкуренции не исключены побочные эффекты в производстве и потреблении, которые нарушают эффективность; совершенная конкуренция не исключает также фиксированную рабочую неделю, которая нарушает одно из предельных условий, а именно оптимальную интенсивность использования факторов. Однако совершенная конкуренция является необходимым условием для распределительной эффективности, так как централизованное планирование может достичь тех же самых результатов, лишь копируя работу конкурентного механизма. Мы можем теперь сформулировать "теорему невидимой руки" по-новому: если производственные функции линейно однородны и побочные эффекты (externalities) в производстве и потреблении отсутствуют, тогда равновесие совершенной конкуренции удовлетворяет оптимуму Парето: никто не может выиграть от государственного вмешательства, иначе как за счет кого-то другого. Увы, даже эта последняя формулировка теоремы не исчерпывает все случаи "несостоятельности рынка" ("marketfailure'), так как ничего пока не было сказано об общественных благах (public goods) и проблемах "second-best".
15. Общественные блага
Расхождения между частными и общественными издержками или частными и общественными выгодами удобно разделить на две группы. Во-первых, неприсваиваемые реальные внешние экономики (nonappropriable "геаГ external economies), пользование которыми не может быть ограничено, или не компенсируемый внешний перерасход (nonchargeable external diseconomies). Во-вторых, это "общественные блага", которые совершенно не замечал Пигу. Особая природа общественных благ заключается в том, что их потребление может быть только совместным и равным: чем больше достается одному домохозяйству, тем больше, а не меньше достается любому другому. Впервые на это указывал еще в 1890 г. Уго Маццола (Ugo Mazzola), итальянский ученый, писавший по проблемам государственных финансов. Как подчеркивал Викселль в "Исследованиях по теории финансов" (1896), совместный спрос на общественные блага означает, что рыночный механизм не способен побудить потребителей обнаружить свои предпочтения в отношении таких благ. Но один индивид с его ограниченными средствами не может внести вклад в предоставление общественных благ просто потому, что его решение не влияет на их суммарное предложение; каждый получает выгоды от общественных благ независимо от того, платит он за них или нет.
Несмотря на то, что как нерыночная взаимозависимость, так и общественные блага создают расхождение между частными и общественными издержками, их значение для экономики благосостояния никоим образом не одинаково. Нерыночная взаимозависимость в принципе всегда может быть компенсирована соответствующими налогами и государственными выплатами, призванными покрыть разрыв между предельными частными и предельными общественными издержками. Например, предельный общественный продукт фабрики, расположенной в населенной местности, гораздо меньше, чем предельный частный продукт. Ни одна семья не заинтересована в том, чтобы заплатить фабрике, дабы она переехала в промышленную зону, поскольку частные издержки превысили бы частные выгоды. Однако все семьи в округе могут сложить свои средства и создать добровольную ассоциацию с целью заплатить фабрике, чтобы она переехала, если эта сумма плюс издержки создания такой ассоциации будут меньше, чем выгоды от перемены, - это так называемая теорема Коуза (см. ниже). Но если количество домохозяйств и, следовательно, издержки заключения сделки (транзакционные издержки) этого согласованного действия велики, эта добровольная ассоциация домашних хозяйств вряд ли возникнет. В этом случае, однако, государство может обложить жителей округи подушным налогом и использовать эти средства для выплаты фабрике, чтобы она переехала. Если ценность недвижимости вследствие этого повысится, общее благосостояние возрастет. В случае общественных благ, однако, не возникает вопроса о налогах, взимаемых с тех, кто получит выгоду, и компенсационных премиях, выплачиваемых тем, кто понесет ущерб. В условиях чисто конкурентного рынка общественные блага вообще не будут предоставляться, так как никто не согласится платить налоги, чтобы их финансировать: поскольку каждый получает выгоды от национальной обороны, уменьшения шума и задымленности, профилактики инфекционных заболеваний и т.п. независимо от того, кто за это платит, то все заинтересованы в том, чтобы уклоняться от платежей.
Отсюда ясно, что никакой рыночный критерий не поможет нам выяснить, каким должно быть "правильное" количество общественных благ. Согласно Викселлю только политическое решение (через голосование) может определить количество общественных благ, которое следует производить. Чисто общественных благ существует очень мало: общественные дороги в действительности приносят делимые, а не неделимые выгоды: "чем больше достается тебе, тем меньше достается мне". Понятие общественных благ гораздо более ограниченно, чем может показаться на первый взгляд. Недостаточно, чтобы потребление было совместным; оно должно быть еще и равным для всех независимо от того, платят они или нет. Более того, предложение общественных благ не должно быть рационировано, поскольку количественное ограничение эквивалентно цене, что создает, таким образом, возможность решения с помощью ценовой системы. Следовательно, возникает сомнение в том, являются ли дороги, охрана общественного порядка, парки, площадки для игр, школы и больницы действительно примерами общественных благ. Тем не менее, до тех пор, пока какие-то виды деятельности хотя бы отчасти носят общественный характер, ценовая система не сможет привести экономическую систему к социальному оптимуму,
Действительно, мы, похоже, сталкиваемся с двумя довольно разными и частично перекрывающими друг друга определениями общественного блага. Общественное благо, если оно доступно кому-нибудь, должно быть доступно всем - свойство неограниченного пользования (nonexeludability), - и его потребление кем-то одним не должно препятствовать его потреблению другими - отсутствие соперничества (nonrivalness). Переполненная дорога, свободно доступная всем, является общественным благом в той мере, в которой пользование ею неограничено, однако соперничество здесь налицо. Точно так же места в полупустом коммерческом театре являются общественными благами в том смысле, что соперничество отсутствует, однако пользование ими ограничено. В обоих случаях то, что кажется частным благом, является отчасти общественным, вследствие чего рыночный механизм может оказаться неспособным обеспечить оптимальное по Парето распределение ресурсов. Подобным образом, экономические выгоды образования в значительной степени являются личными (персональными) и делимыми, а ресурсы, вложенные в систему образования, такие, как учителя, здания и оборудование, покупаются и продаются на частных рынках, ориентированных на максимизацию прибыли. Тем не менее, не все выгоды образования достаются только тем, кто за них заплатил, а также невозможно целиком отстранить менее образованных людей от "выгод", создаваемых более образованными. Образование, следовательно, представляет собой то, что можно было бы назвать "квазиобщественным благом", и попытка производить его посредством рыночного механизма вполне могла бы привести к недоинвестированию в образование. Мы пришли к заключению, что "общественность" определенных благ жестко ограничивает "теорему невидимой руки" таким способом, о котором и не подозревал Адам Смит.
16. Теория благосостояния Пигу
Перед тем, как исследовать проблемы "second-best", воспользуемся возможностью сказать еще несколько слов о теории благосостояния Питу и ее отличии от теории Парето. Анализ Пигу расхождения между предельным частным и предельным общественным продуктом ограничивается проблемой "реальных" положительных и отрицательных побочных эффектов, связанных с "предельными" приращениями выпуска продукции. Но большинство случаев, исследуемых Пигу, скорее имеют отношение к тому, что Хикс называл "суммарными" условиями, чем к условиям предельным. Подходящими примерами являются планирование городов и расчистка трущоб. В обоих случаях имеет место некоторая степень "общественности", поэтому никакая система налогов или поощрительных премий не может привести к гармонии в соотношении частных и общественных издержек и выгод. То же самое верно и в отношении необратимых побочных эффектов. Рассмотрим, например, следующий перечень реальных отрицательных побочных эффектов динамического типа, взятых со страниц "Экономической теории благосостояния": несчастные случаи на производстве, профессиональные заболевания, применение женского и детского труда, загрязнение воздуха и воды, происходящее от выбросов необработанных отходов, и безработица, происходящая от изменений технологии. Все они ведут к общественным потерям, но их уничтожение почти наверняка нарушило бы предельные условия. Измерение этих потерь в натуральном выражении само по себе было бы трудной задачей, поскольку по определению они выходят за пределы ценовой системы. Но даже если бы мы могли выразить их в физических единицах, мы не смогли бы оценить их субъективно без шкалы оценок, т.е. без функции общественного благосостояния, говорящей нам, как сравнивать утраченную полезность у различных пострадавших. Собственный метод Пигу состоит в расчете общественных издержек путем суммирования прямых и косвенных издержек, связанных с данной величиной инвестиций, причем все они оцениваются в рыночных ценах. Но если рыночные цены отражают только частные, а не общественные издержки, этот метод оценки терпит неудачу. Мы можем применять метод Пигу только в модели частичного равновесия. Когда расхождения между частными и общественными издержками распространяются на всю экономику, мы не можем использовать рыночные цены в качестве меры удовлетворения.
Пигу применял в качестве индикатора благосостояния размер национального дивиденда: национальный дивиденд максимален, только если предельные общественные продукты или, что то же самое, предельные общественные затраты всех ресурсов во всех альтернативных применениях одинаковы. Очевидно, что это определение максимума благосостояния базируется на межличностных сравнениях. Более того, пробным камнем политических рецептов Пигу является "переход богатства от богатых к бедным": если такой переход не уменьшит национального дохода, он должен повысить благосостояние. Зависимость такого типа обоснования от бентамова допущения аддитивных функций полезности является очевидной. Но критиковать подход Пигу за то, что он основан на нормативных допущениях, значит упускать суть. Целью книги как раз и было показать что динамическая экономика реального мира, которой свойственна несовершенная конкуренция, подвергается воздействию со стороны прямых нерыночных взаимодействий, которые могут, однако, быть устранены, если мы согласны произвести некоторые "обоснованные" и привлекательные для многих межличностные сравнения полезностей. Пигу писал не теоретический трактат, а книгу для своего времени. "Арифметика перераспределения" - этот любимый аргумент консерваторов Викторианской эпохи против перераспределения дохода - была мишенью его критики, и его центральной идеей было то, что попытки поднять уровень дохода бедняков не стоит приносить в жертву автоматическим экономическим силам. Теперь для нас должно быть очевидно, что в практической теории благосостояния нельзя избежать ценностных суждений. Проблема состоит в том, чтобы сделать их отчетливыми. Именно в этом отношении книга Питу действительно заслуживает критики.
"Экономическая теория благосостояния" Питу, по-видимому, подкрепляет один из наиболее старых аргументов радикальных критиков конкурентного капитализма: выбор потребителей, отражающийся в рыночных ценах, не обязательно отражает общественное значение благ и услуг, существуют полезности, а не просто желаемые результаты, которые конкуренция надлежащим образом не производит. Действительно, тот, кто усвоил тезис Пигу о возможной взаимозависимости фирм и домохозяйств, не может продолжать верить в спонтанную координацию частных и общественных интересов. Даже почитаемый принцип суверенитета потребителей теряет свою силу. Предположим, что косвенный налог на алкоголь уменьшил бы количество потребляемого алкоголя. Если удовлетворения потребителей взаимозависимы, принятие такого налога нельзя рассматривать как отрицание общего принципа, что сам человек лучше всех разбирается в вопросах своего собственного благополучия: люди чувствовали бы себя лучше, если бы они одновременно получили стимул пить меньше; поэтому средства, полученные от этого налога, могли бы использоваться в качестве платы за снижение склонности к спиртному.
Существование эффектов Веблена3 в потреблении дает, таким образом, простор действиям правительства по увеличению благосостояния. Рассмотрим случай введения нового продукта. Мы уже знаем, что рыночный критерий не способен указать, стоит ли производить новый продукт. Однако, если уж он произведен, любой может купить его просто потому, что его покупают другие. Но если потребности взаимозависимы, от его изъятия никому не сделается хуже. Следовательно, суверенитет потребителей не создает критерия для удаления ненужных продуктов. Пугающий смысл соображений подобного рода в мире, в котором большинство потребительских благ дифференцировано, очевиден. При дифференциации продуктов каждая фирма сталкивается с убывающей кривой спроса. Даже при "касательном решении"4 ("tangency solution") число фирм будет больше, цены выше и выпуск продукции ниже, чем в условиях совершенной конкуренции. Но этим потерям противодействует разнообразие продуктов, доступных в условиях монополистической конкуренции. Если функции предпочтения потребителей независимы, мы должны заключить, что потребители платят за то разнообразие, которого они желают. Но в присутствии эффекта повального увлечения ("bandwagon") и эффекта "снобизма" ("snob" effect), нам требуется какой-то критерий желаемой обществом степени разнообразия, поскольку обычное испытание рынком больше не имеет никакого смысла.
Проблема с разграничением Пигу между частными и общественными издержками состоит в том, что его нельзя сделать строгим. С другой стороны, теория благосостояния Парето достигает точного и менее претенциозного определения социального оптимума, так как оптимальность по Парето определяется при заданном распределении дохода. Однако возможность практического приложения этого достижения к политике равна нулю. Нестрогое правило, в соответствии с которым вхождение в отрасль должно сохраняться настолько свободным, насколько это технически осуществимо, имеет большее отношение к практической политике, чем идеальный принцип оптимальности по Парето. Экономика благосостояния Пигу, с другой стороны, откровенно нормативна и связана с практическими применениями: "Нашего внимания более достойно то, что сулит нам плоды, а не свет". Это предполагает мир свободной, а не совершенной конкуренции, с негибкостью, неделимостью и несовершенством знания, которые нельзя найти в концепции совершенной конкуренции Парето. Недостатки теории Пигу заключаются не столько в ее зависимости от нормативных допущений, сколько в попытке изобразить то, что действительно является структурными дефектами рыночного механизма, в качестве простых предельных расхождений между частным и общественным продуктом.
В последние несколько лет утверждение Пигу, что государственное вмешательство в форме налогов и субсидий требуется всякий раз, когда частный и общественный продукт расходятся, оспаривалось Р.Х. Коузом и другими экономистами, по мнению которых рыночный механизм может привести к оптимуму по Парето, несмотря на побочные эффекты (externalities) в производстве и потреблении, поскольку обычно существует возможность рыночного торга (a private bargaining solution), который устранил бы их влияние; более того, административные издержки, связанные со взиманием налогов и раздачей поощрительных премий могут легко поглотить больше средств, чем их теряется при отклонении от оптимума Парето. Возьмем собственный пример Пигу с железной дорогой, которая вредит окрестным полям; аргумент состоит в том, что если бы железная дорога могла торговаться с фермерами, собственность которых граничит с железнодорожной полосой, не имело бы значения то, что с железной дороги невозможно взыскать плату за разрушения, вызываемые огнем и дымом. Если бы ущерб, наносимый фермерам, был больше, чем выгоды, которые получает железная дорога, фермеры могли бы заплатить сумму, достаточную для того, чтобы побудить железную дорогу закрыть эту ветку; если бы этот ущерб был меньше, чем выгоды, суммарное благосостояние возросло бы, когда железная дорога заплатит фермерам за то, чтобы они терпели причиняемый ущерб. Таким образом, общая установка Пигу на то, что побочные эффекты должны компенсироваться с помощью налога, предполагает, что сторона, причиняющая ущерб, и сторона, страдающая от него, не могут путем переговоров достичь взаимной выгоды. Кроме того, она предполагает, что административные издержки достижения оптимального распределения ресурсов посредством специального налога всегда меньше, чем сам ущерб от отрицательных побочных эффектов.
Подводя итог, скажем, что если права собственности на все ресурсы четко определены и если все экономические агенты могут собраться вместе для того, чтобы договориться друг с другом, - "издержки заключения сделки могут не приниматься в расчет", - то сами агенты будут иметь мотивы вступать в добровольные соглашения для того, чтобы переложить издержки "загрязнения" с жертв на виновников. При этих обстоятельствах можно показать, что величина национального дохода не зависит от того, кто и как будет отвечать за загрязнение в соответствии с результатом частных переговоров; это второе положение вошло в литературу как теорема Коуза. Наконец, утверждается, что даже если издержки заключения сделки настолько высоки, что теорема Коуза неприменима, все же нет оснований предполагать, что правительственное вмешательство поправит дела; "несостоятельность правительства" следует сопоставить с "несостоятельностью рынка".
17. Решения типа "second-best"
Это приводит нас к последнему и окончательному возражению против "теоремы невидимой руки": невозможности частичной теории благосостояния, которую демонстрирует теория "second-best". В выдающейся статье, опубликованной в 1956 г., Липси (Lipsey) и Ланкастер (Lancaster) доказали, что если имеются по крайней мере два рынка, на которых условия оптимума не выполняются, то изменение политики, призванное ликвидировать несовершенства на одном из этих двух рынков, не может быть оправдано по критерию благосостояния Парето. Движение в направлении оптимальности Парето не проходит: либо мы получаем оптимальное решение (first-bestsolution), либо нам приходится выбирать между неоптимальными решениями. Более чем упрощенный способ формулировки доказательства Липси-Ланкастера таков: предположим, что мы имеем систему общего равновесия с ограничениями на два уравнения и решаем эту систему с помощью обычных приемов нахождения условного максимума; предположим теперь, что одним из ограничений является параметр политики и проблема состоит в том, чтобы выяснить, повысит ли сокращение тарифа социальное благосостояние. Доказать, что это обязательно произойдет, невозможно, - это и называется общей теорией "second-best".
Значение этого аргумента для традиционной теории благосостояния огромно. Принуждение к заключению контрактов, говоря лишь об одной из минимально необходимых функций государства, не обходится без издержек. Если такие издержки на управление конкуренцией не финансируются целиком за счет подушных налогов фиксированного размера (lump-sum taxes) или из не поддающихся прогнозированию налогов на капитал (capital levies) (см. ниже), условия оптимума Парето не будут выполняться даже на одном рынке. Это говорит лишь о том, что вся теория благосостояния, которая имеет хоть какое-то отношение к реальному миру, волей-неволей имеет дело с неоптимальными решениями. Совершенная конкуренция составляет необходимое, но не достаточное условие для оптимума Парето. Но существование государства фактически гарантирует, что мы столкнемся с проблемой "second-best", и, следовательно, когда выполняются условия оптимума на всех, кроме одного или двух рынков, нет оснований полагать, что условия оптимума Парето будут выполняться на оставшихся рынках. В целом, следовательно, с точки зрения благосостояния совершенная конкуренция не имеет однозначного преимущества.
18. Ценообразование на основе предельных издержек
Так неужели частичная прикладная теория благосостояния беспредметна? Неужели мы ничего не можем спасти из-под обломков современной экономической теории благосостояния? Должны ли мы отказаться от старой доктрины, что эффективное распределение ресурсов достигается только тогда, когда цены равняются предельным издержкам, которая представляла собой суть правил Ланге-Лернера для децентрализованного рыночного социализма, и от ее логического следствия, что от государственных предприятий надо требовать установления цен в соответствии с предельными издержками? Нижеследующий исторический обзор концепции ценообразования на основе предельных издержек (ЦПИ) поместит эти вопросы в перспективу и поможет свести воедино нити нашего рассуждения об экономической теории благосостояния.
Доктрина, утверждающая, что вся масса накладных расходов отраслей, в которых издержки уменьшаются с ростом объема производства, или "естественных монополий", должна финансироваться из общих доходов от налогов, а цена выпускаемой ими продукции должна зависеть только от предельных текущих издержек (marginal operating costs), впервые отчетливо появляется в литературе по экономике железнодорожного транспорта в конце XIX в., особенно в сочинениях таких экономистов, как Вильгельм Лаунхардт (Wilhelm Launhardt) и Артур Хэдли (Arthur Hartley), хотя намеки на нее попадаются в гораздо более ранней работе Жюля Дюпюи (Jules Dupuit) и его учеников в парижской Школе строительства мостов и дорог. Когда Гарольд Хотеллинг (Harold Hotelling) воскресил концепцию ЦПИ для государственных предприятий в известном докладе, опубликованном в 1938 г., он выдвинул общий принцип, согласно которому получающиеся в итоге потери отраслей с уменьшающимися издержками должны финансироваться из "налогов, выплачиваемых в виде фиксированной суммы" ("lump-sum taxes"), т.е. налогов, которые не влияют на поведение экономических агентов в пределе (at the margin). Утверждение им превосходства ЦПИ и вера в нейтральные, фиксированной суммы налоги основывались на "новой" теории благосостояния в духе Парето. Защита Хотеллингом ЦПИ почти сразу же столкнулась с критикой, которая продолжается до сего дня. Тем не менее, этим критикам не удалось опровергнуть тезис Хотеллинга, который действительно является подлинным кредо современных специалистов по экономике транспорта.
В1950 г. Рагглз (Ruggles) представил классический обзор ранних стадий дискуссии вокруг тезиса Хотеллинга, который включал такие великие имена в современной экономической науке, как Фриш (Frisch), Лернер, Самуэльсон, Льюис (Lewis), Мид (Meade), Коуз и многие другие. Это была запутанная дискуссия, которая, как мы теперь можем видеть, содержала столько же ошибок, сколько и обоснованных аргументов. Некоторые некорректно утверждали, что цены должны быть только пропорциональны, а не равны предельным издержкам. В этом случае была бы возможность выполнить все предельные условия оптимальности Парето и в то же время покрыть суммарные издержки из выручки от продаж. Некоторые полагали, что ЦПИ требует идентичных тарифов за пользование коммунальными услугами в периоды пиковой нагрузки и между ними, тогда как верно прямо противоположное. Некоторые говорили, что совершенная ценовая дискриминация (perfectprice discrimination) удовлетворила бы предельным условиям, что верно, и что совершенная ценовая дискриминация предпочтительней, чем ЦПИ, что неверно, поскольку дискриминационные выплаты (сборы) являются лишь одним из многих способов оценки внутриотраслевых излишков (pricing intramarginal units). В частности, особая форма ценовой дискриминации, а именно поэлементное ценообразование (multipart pricing), включающая постоянный, единообразный "вступительный" взнос ("аdmission" fee) для всех пользователей или потребителей для финансирования накладных расходов (overhead costs) плюс переменную плату, равную предельным издержкам, для покрытия текущих издержек, считалась предпочтительной по отношению к ЦПИ, потому что она удовлетворяла принципу выгоды, в соответствии с которым налоги "платит тот, кто получает выгоду", и решала проблему потерь в отраслях с уменьшающимися издержками. Наконец, утверждалось, что ЦПИ не дает возможности применить критерий прибыльности для оценки инвестиций и что любой переход от ценообразования по средним издержкам к ЦПИ без компенсационных платежей выигравших (потребителей общественных услуг) проигравшим (всем налогоплательщикам) обязательно ведет к изменению в распределении дохода. Отсюда следует, что результаты ЦПИ просто несопоставимы с результатами ценообразования по средним издержкам.
Отделив смысл от бессмыслицы в этих критических высказываниях, Рагглз все же отверг тезис Хотеллинга, основанный на "новой" теории благосостояния. В лучшем случае Хотеллинг показал, что переход к ЦПИ вызовет потенциальное улучшение по Парето (potential Pareto improvement) - ПУП (PPI), а не действительное улучшение. Хотеллинг полагал, что если потери финансируются за счет налогов фиксированной суммы, то ЦПИ будет означать действительные улучшения по Парето, поскольку общими налогами фиксированной суммы облагаются только внутриотраслевые излишки для потребителей и для производителей (intramarginal consumers' and producers' surpluses). Рагглз доказывал, что Хотеллинг просто неправ, так как даже налоги фиксированной суммы отчасти выплачивают те, кто мало или вообще не пользуется общественными услугами, и, следовательно, они подразумевают перераспределение дохода между пользователями и непользователями. Мы должны либо не обращать внимания на этот результат, предполагая, что полезность дохода одинакова для всех людей, что возвращает к "старой" теории благосостояния Маршалла и Пигу, либо мы должны отрицать, что перераспределение дохода в одинаковой степени касается пользователей и непользователей, что может быть верно или неверно в зависимости от того, какая общественная услуга рассматривается.
Критика Хотеллинга Рагллзом выдержала испытание временем, и в настоящее время тезис о том, что "новая" теория благосостояния может лишь одобрить ПУП, и стал общим местом: действительное улучшение по Парето требует добавления дополнительной оценки распределения дохода. Это признание иногда рассматривается как свидетельство несостоятельности "новой" теории благосостояния, которая в конце концов обещала представить важные и значительные выводы относительно мер экономической политики, не прибегая к межличностным сравнениям полезности и отделяя таким образом вопросы эффективности распределения от вопросов справедливости распределения. Скептики утверждают, что если заключения экономики благосостояния относятся к потенциальным, а недействительным улучшениям по Парето, то обещанное отделение эффективности от справедливости достигается только за счет практической неприменимости. Сам Хотеллинг полагал, что налоги на земельную ренту, наследуемый доход и текущий доход - все они являются нейтральными, фиксированной суммы налогами, из чего следовало, что ПУП всегда может быть реализовано на практике. Представление о том, что налоги на земельную ренту, на наследуемые доходы являются налогами фиксированной суммы, которые не влияют на предельные условия максимизации благосостояния, должно быть отвергнуто как часть устаревшей экономической теории XIX в. Еще более странным было заявление Хотеллинга о том, что налогом фиксированной суммы является подоходный налог, тогда как он очевидно изменяет предельные нормы замещения между работой и досугом5. Таким образом, единственно возможным налогом фиксированной суммы является только налог на избирателей или подушный налог. К сожалению, такие налоги политически неосуществимы. Поэтому вряд ли существует способ, которым мы могли бы когда либо реализовать ПУП на практике, не прибегая к некоторым межличностным сравнениям полезности.
В конце 50-х годах важный вклад в эту дискуссию внесли еще несколько экономистов, причем все они поддерживали центральный вывод Рагглза, что неосуществимость перераспределения дохода или богатства с помощью налога фиксированной суммы представляет собой ахиллесову пяту теории ЦПИ. Такие работы, как "Critique of Welfare Economics" ("Критика теории благосостояния") (1957) Литтла (Little) и "Theoretical Welfare Economics" ("Экономическая теория благосостояния") Граафа (Graaf) (1957) сразу же отвергали ЦПИ из-за невозможности достичь в смешанной экономике оптимальных условий первого порядка (first-best conditions). Некоторые авторы, как, например, Уайзмен (Wiseman) пошли даже дальше, утверждая, что само понятие общего правила ценообразования не имеет смысла для сферы коммунальных услуг. Что же касается ЦПИ, то Уайзмен повторил старый аргумент, что любая попытка применить правила ЦПИ для отраслей с уменьшающимися издержками, предполагает определенную систему финансирования получающихся в итоге потерь, изменяя таким образом распределение дохода, причем это изменение в соответствии с "новой" теорией благосостояния не может быть оценено. Уайзмен добавил, однако, тот пункт, что правило ЦПИ ничего не говорит нам о том, на какой период должно быть принято решение относительно цен на общественные услуги и, следовательно, не дает оснований для выбора длительности соответствующего планового периода. Уайзмен доказывал, что единственным практическим плановым периодом будет тот, который равняется наименьшему общему кратному сроков службы всех вовлеченных активов, что означает, что ЦПИ всегда пришлось бы дополнять планированием инвестиций.
Решающее возражение Уайзмену было сделано Фаррелом. Стоит заметить, что он признавал все стандартные аргументы против ЦПИ, связанные с решениями "second-best", избегал обсуждения специальных трудностей, создаваемых отраслями с убывающими издержками, и в конечном счете основал свое доказательство ЦПИ на еще больших недостатках ценообразования по средним издержкам. Этот и другие аргументы в пользу ЦПИ, появившиеся в конце 50-х годов, далеко отошли от догматических деклараций ранних сторонников ЦПИ, сделанных под впечатлением доклада Хотеллинга 1938 г. Новый аргумент в пользу ЦПИ заключается не в том, что оно дает совершенные правила управления общественными предприятиями, а в том, что это правило дает лучшие результаты по сравнению с ценообразованием по средним издержкам.
Начало 60-х годов ознаменовалось новым поворотом в дискуссии о ЦПИ, в ходе которого был, наконец, дан ответ на ранние критические замечания Уайзмена о том, что ЦПИ требует решения о продолжительности периода времени, относительно которой должны быть определены издержки, но не дана основа для такого решения. Этот ответ опирается на хорошо известную теорему о том, что краткосрочные и долгосрочные предельные издержки совпадают тогда, когда производственные мощности оптимально приспособлены к спросу, из чего следует, что любая разница между краткосрочными и долгосрочными последствиями ЦПИ является верным признаком того, что производственные мощности не приведены к своему оптимальному уровню. Если существует избыточный спрос при цене, определенной краткосрочными предельными издержками, ЦПИ говорит нам, что цены должны повышаться до тех пор, пока спрос не будет равен производственным мощностям. С другой стороны, однако, мощности должны повыситься до уровня спроса при цене, которая оптимальна в смысле равенства долгосрочным предельным издержкам. Другими словами, если существует оптимальная инвестиционная политика, то нет противоречия между краткосрочным и долгосрочным ЦПИ, а если такое противоречие существует, то в этом виноват не принцип ЦПИ, а проводимая инвестиционная политика.
Этот аргумент составляет сущность вклада ряда французских экономистов, в особенности Марселя Буатё. (Marcel Boiteux) и Пьера Массе (Pierre Masse), которые были связаны с Французским департаментом электроэнергетики Electricite de France в годы после второй мировой войны. Они отметили, что при установлении цен на электричество практически нет альтернативы установлению цен на основе долгосрочных предельных издержек. Краткосрочные предельные издержки могут отражать издержки быстрого или временного увеличения выпуска продукции, но какое бы ни было оперативное значение краткосрочных предельных издержек, это не меняет того факта, что административные ограничения на частые изменения тарифов заставляли менеджеров ведомств, производящих электроэнергию, сосредоточиваться на постоянных изменениях выпуска продукции и, следовательно, на долгосрочных предельных издержках. Теория оптимальных мощностей французских инженеров экономистов была подхвачена Ральфом Терви (Ralph Turvey) в его сочинениях о проблемах ценообразования в британской электроэнергетике. В своей главной работе "Optimal Pricing and Investment in Electricity Supply" ("Оптимальное ценообразование и инвестирование в снабжении электричеством") (1968) он твердо отстаивает ЦПИ как правило ценообразования по принципу "second-best", утверждая, что цены на продукты государственных предприятий, продаваемые внутри государственного сектора, должны равняться их долгосрочным предельным издержкам, в то время как цены на те продукты, которые продаются вне общественного сектора, должны быть пропорциональны долгосрочным предельным издержкам, и превышение цены над предельными издержками должно определяться ценами товаров-субститутов, выпускаемых в частном секторе. Поразительной особенностью французских работ по ЦПИ является полное игнорирование проблемы потерь в отраслях с сокращающимися издержками. Если действительно существуют "естественные монополии", т.е. государственные предприятия, на которых издержки продолжают монотонно уменьшаться для всех предвидимых уровней выпуска продукции, то вряд ли нам поможет знание того, что краткосрочные предельные издержки будут равняться долгосрочным предельным издержкам, когда мощности приведены к оптимальному уровню, поскольку оптимальный уровень мощностей "естественных монополий" бесконечно велик. Конечно, наличие растущей отдачи в большинстве общественных услуг сомнительно. Более того, утверждалось, что даже уменьшающиеся издержки на железных дорогах на самом деле обусловлены избыточными мощностями и не имеют отношения к долгосрочному равновесию. Но даже если мы откажемся от понятия истинных отраслей с сокращающимися издержками, проблема потерь составляет неотъемлемую часть принципа ЦПИ.
Большинство английских и американских ученых, занимавшихся вопросами ЦПИ, иллюстрируют проблему потерь примерами национализированных отраслей, таких, как железнодорожный транспорт; спрос на его услуги сокращается в течение долгого времени, так что финансовые потери действительно имеют место из-за избыточных мощностей. В этом случае даже цены, равные краткосрочным предельным издержкам, не покроют долгосрочных предельных издержек и приведут к финансовым потерям. Мы можем, конечно, поднять цены до уровня, покрывающего средние издержки, устраняя таким образом убытки, но это только перераспределяет общественные издержки на поддержание избыточной мощности от всех налогоплательщиков к потребителям этой услуги. Французские экономисты просто не обсуждают вопросов справедливости, связанных с правилами ценообразования для государственных предприятий, так как они, по-видимому, думают о таких отраслях, как электроэнергетика, спрос на продукцию которых растет и издержки скорее всего не уменьшаются в долгосрочном аспекте.
19. Анахроничное правило
Мы теперь подошли совсем близко к сути проблемы, которую, если выразить это популярным языком, можно изложить так: "Должны ли мы ожидать, чтобы государственные предприятия всегда жили по средствам?" Те, кто выступает за ЦПИ, даже со многими "если" и "но", отрицают любое предположение о том, что общественные предприятия всегда должны извлекать (создавать) прибыль; они сосредоточивают внимание на текущих издержках и относятся к издержкам прошлого периода как к чему-то безвозвратно ушедшему. Кроме того, они настаивают на том, чтобы вопросы распределения и ценообразования анализировались отдельно от вопросов финансирования и справедливости. С другой стороны, те, кто отвергает ЦПИ во всех ее разновидностях, доказывая, что только ценообразование по средним издержкам дает возможность контролировать управляющих, и отрицая то, что эффективность и справедливость может когда-либо разделить, в итоге настаивают на том, что каждое общественное предприятие, очевидно, будет жить по средствам, что парадоксальным образом подрывает сами аргументы в пользу общественной собственности, которые в первую очередь и породили спор о ценностной оценке общественных услуг. Другими словами, представляется, что оппоненты ЦПИ решают проблему ценообразования на продукцию государственных предприятий путем ее снятия.
Мы подходим теперь к последней и самой недавней фазе длинной дискуссии о тезисе Хотеллинга. Утверждения первых защитников ЦПИ, таких, как Хотеллинг и Лернер, о том, что оптимальность по Парето требует ЦПИ в общественном секторе на том основании, что в частном секторе цены уравнены с предельными издержками, в наши дни отвергнуты как чрезвычайно наивные. В условиях несовершенной конкуренции, нескорректированных побочных эффектов и налогов не фиксированной суммы ЦПИ на общественных предприятиях может быть только неоптимальным решением "second-best''. Но независимо от всех этих соображений существует старая проблема возмещения потерь в отраслях с уменьшающимися издержками. Поскольку эти потери должны финансироваться за счет налогообложения и поскольку любой налог, кроме налога на избирателей или деспотического подушного налога увеличивает искажения (distortions) цен, ЦПИ должно заодно решить проблему максимизации выпуска продукции с учетом дополнительного ограничения - доходы правительства должны равняться алгебраической сумме потерь (или излишков) отдельных фирм в народном хозяйстве, что в точности описывает задачу поиска решения "second-best", Даже если не существует "естественных монополий", общественные предприятия или регулируемые частные предприятия по закону могут быть обязаны покрывать как прошлые, так и текущие издержки, а следовательно, ЦПИ вновь столкнулось бы с проблемой максимизации выпуска продукции при дополнительном ограничении дохода. И в том, и в другом случае ЦПИ по природе своей является проблемой "second-best", по крайней мере до тех пор, пока налоги фиксированной суммы исключаются как практически неосуществимые. Можно показать, однако, что аргументы в пользу ЦПИ с позиций "second-best" требуют не цен, равных предельным издержкам, а цен, которые систематически отклоняются от предельных издержек. Именно эту теорему Баумоль (Baumol) и Бредфорд (Bradford) назвали "анахроничным правилом" (mislaid maxim), потому что здесь происходит возврат к литературе по государственным финансам 20-х годов, например к работе Пигу "Study of Public Finance" ("Анализ государственных финансов") (1928) и даже еще дальше - к литературе по ценообразованию на коммунальные услуги XIX в.
Удовлетворяющие решению "second-best" квазиоптимальные цены не могут быть пропорциональны предельным издержкам. Они должны отклоняться от предельных издержек в неравной степени: в каждом отдельном случае отклонение будет тем больше, чем менее эластичным по цене будет спрос на данный продукт. В простом случае, когда все перекрестные эластичности спроса равны нулю, правило заключается в том, что отклонение от предельных издержек для каждого продукта должно быть обратно пропорционально его собственной ценовой эластичности спроса. Эта идея оптимальной системы отклонений от ЦПИ в мире "second-best" теперь является признанной темой современных дискуссий в прикладной теории благосостояния, дополняя модную в настоящее время тему "оптимального налогообложения". Ясно, что эти разработки далеки от изначальной статьи Хотеллинга. Тем не менее, они остаются в традиции Хотеллинга не просто потому, что долгосрочные предельные издержки остаются точкой отчета для суждений об оптимальном распределении ресурсов, но и потому, что столетней давности разделение эффективности и справедливости характеризовало теорию благосостояния "second-best" так же, как и теорию благосостояния первого порядка. Даже в этой литературе первая заповедь "новой" теории благосостояния: "не производи межличностных сравнений полезности" беспрекословно выполняется. Но при этом ограничение дохода, которое не дает нам достичь оптимального решения, встречается скорее при ценообразовании по средним издержкам, чем при ЦПИ. Аргумент в пользу ЦПИ, или, как мы должны теперь сказать, аргумент в пользу превращения ЦПИ в отправную точку для системы оптимальных цен, вытекает в основном из фундаментальных условий оптимальной по Парето эффективности. Конечно, оптимальность по Парето определяется только относительно определенного распределения дохода, или, точнее, ресурсов. Если же мы не хотим хотя бы условно отделять эффективность от справедливости, то ни ЦПИ, ни оптимальные отклонения от него не имеют никакого смысла.
20. Анализ затрат-выгод6 (cost-benefit analysis)
В конечном счете, следовательно, именно готовность анализировать соображения эффективности отдельно от проблем распределения дохода разделяет защитников ЦПИ и его критиков. Правда, современные авторы, обсуждающие проблему ЦПИ, редко отводят много места проблеме фундаментального разграничения между эффективностью и справедливостью, зато эта проблема часто и открыто обсуждается в литературе по анализу затрат-выгод. Анализ затрат-выгод оценивает экономические проекты в единицах их чистых совокупных (total) выгод по сравнению с совокупными издержками на основе допущения, что целью является максимизация суммы производительских и потребительских излишков. Но производительский излишек - это просто абсолютная ценность суммы денег, на которую совокупные издержки производства определенного объема продукции превышают доход, который приносит этот объем продукции при строгом следовании правилу ЦПИ, в то время как потребительский излишек - это сумма денег, на которую совокупная оценка потребителями этого объема продукции превышает доход, который они выплатили производителям опять же при строгом ЦПИ. Следовательно, анализ затрат-выгод предполагает принцип ЦПИ и без него немыслим.
Практически все современные экономисты, имеющие дело с анализом затрат-выгод стараются подчеркнуть, что анализ затрат-выгод может лишь показать, что данный конкретный проект способен порождать ПУП, при котором выигравшие могли бы компенсировать потери проигравшим и при этом оставаться в выигрыше; они не предлагают, однако, мнения по поводу того, должны ли производиться такие компенсационные выплаты в действительности, т. е. они останавливаются на том моменте, когда выигрыши и потери расписаны по разным людям, и не позволяют себе никакого суждения о том, как эти выигрыши и потери должны перераспределяться. Поскольку действительное принятие проекта государственными органами или отказ от него предполагает как расчет затрат-выгод, так и суждение о распределении, ряд авторов в последние годы предложили, чтобы такие суждения о распределении были интегрированы в анализ затрат-выгод с помощью весов, приданных тем чистым выгодам, которые достаются группам с различными доходами.
Этому предложению применять распределительные веса в анализе затрат-выгод по раду различных причин решительно воспротивился Арнольд Харбергер (Arnold Harberger). Он утверждает, во-первых, что экономисты вряд ли придут к соглашению относительно какой либо определенной системы весов. С тем, что распределительные веса должны уменьшаться вместе с доходом в связи с уменьшающейся предельной полезностью дохода, несомненно, согласились бы все экономисты. Но тем не менее можно показать, что в рамках этого подхода возможны самые различные веса. Даже надбавка, увеличивающая чистые выгоды лиц, живущих на пособия и находящихся ниже черты бедности, является проблематичной. В целом применение распределительных весов в большинстве случаев сделало бы оценку проекта в решающей мере зависимой от того, как в действительности финансируется этот проект. Следовательно, если мы заботимся о том, чтобы достичь профессионального согласия в области прикладной теории благосостояния, нам не следует принимать во внимание распределительных эффектов при анализе затрат-выгод.
Кроме того, даже традиционные оценки общественного дохода, при которых увеличение в размере национального дохода рассматривается как "добро", а уменьшение как "зло", в действительности предполагают, что к размеру пирога можно подходить независимо от разделения его на куски. При оценке изменения национального дохода мы обычно используем цены базового или последнего года так, как будто этот выбор не подразумевает ценностного суждения, и не обращаем внимания на сопутствующие изменения в распределении дохода, приписывая таким образом равные веса и тем, кто выиграл, и тем, кто проиграл от изменения. Поступить иначе означало бы, что мы не можем приветствовать любое увеличение измеренного национального дохода без предшествующего соглашения по поводу функции общественного благосостояния.
Харбергер не отрицает, что оценка распределительных эффектов от экономического проекта должна учитываться при решении относительно того, принимать проект или отклонять. Просто, по его мнению, вместо включения распределительных весов в анализ затрат-выгод мы должны алгебраически суммировать денежную ценность издержек и выгод всех людей и групп людей, которых это касается, оставляя суммирование альтернативных распределительных весов на более позднюю стадию. Таким способом мы можем показать, что общество может быть вынуждено платить некоторую цену в единицах эффективности за каждую полученную дополнительно распределительную "выгоду".
21. Возвращаясь к конфликту между эффективностью
и справедливостью
Итак, мы заканчиваем этот длинный и сложный рассказ, вновь подтверждая старое разграничение между эффективностью и справедливостью, которое можно проследить в литературе по теории благосостояния вплоть до Парето, Пигу, Маршалла и даже Рикардо. Без этого разграничения ее тщательно выстроенный инструментарий рушится, как карточный домик. Это не означает, что вопросы эффективности относятся к компетенции "позитивной", "объективной" экономической науки, не включающей ценностных суждений. Даже оптимальность по Парето, будучи оптимальным (first-best) решением, базируется, как мы говорили, на определенных ценностных суждениях. Понятие эффективности обязательно предполагает ценностные суждения, поскольку эффективность должна быть так или иначе более желательна, чем неэффективность. Тем не менее, сваливая в одну кучу ценностные суждения, лежащие в основе концепции оптимальности по Парето, и ценностные суждения, которые относятся к экономической справедливости различных распределений дохода, мы лишь запутываем выводы теории благосостояния.
Рассмотрим, например, что влечет за собой противоположный подход. Если мы, хотя бы в принципе отказываемся разграничивать эффективность распределения (allocative efficiency) и справедливость распределения (distributive equity), мы должны волей-неволей отрицать всю теорию благосостояния и вместе с ней традиционную презумпцию преимущества конкурентных рынков и ценового механизма как метода распределения редких ресурсов. Тогда аргументы в пользу рыночной координации экономической деятельности должны быть сформулированы в терминах политической философии - например, что рынки децентрализуют экономическую власть, - вследствие чего экономическая наука стала бы, очевидно, совершенно другим предметом. Более того, совершенно ясно, что экономисты все же рассматривают такие, практические вопросы, как: должны ли применяться счетчики на стоянках для контроля загруженности дорог (перегрузок); должен ли общественный транспорт быть бесплатным; должны ли правительства субсидировать цены на горючее, медицинское обслуживание и государственное жилье и т.д. При этом сначала оценивается эффективность различных альтернатив, а затем рассматриваются любые возможные неблагоприятные распределительные эффекты, которые могут или не могут быть сведены на нет налогами и трансферами. Без сомнения, большинство решений в области государственной политики принимаются совершенно противоположным образом: они нацелены на то, чтобы помогать благоприятствуемой группе за счет всех других групп, тем более что выгоды от экономической политики часто чрезвычайно заметны, в то время как издержки так широко рассеяны, что большинство людей вряд ли знают о том, что они за них платят. Но это не является аргументом в пользу того, чтобы экономисты копировали политический процесс. Джэйкоб Винер (Jacob Viner) однажды назвал экономиста "блюстителем общественной дальновидности в экономических вопросах". Подобным образом мы можем отстаивать роль экономиста как блюстителя точки зрения эффективности на социальные и экономические проблемы, поскольку все свидетельствует о том, что, если экономисты не будут привлекать внимания к необходимости выбора между эффективностью и справедливостью, этого не сделает никто другой.
Итак, вопреки Рагглзу, Литлу, Граафу и Уайзмену теория ЦПИ не является пустой и бессодержательной. Конечно, ЦПИ - это метод, а не догма. Он базируется на оптимальности по Парето и максимизации потребительских и производительских излишков, и это предопределяет отношение экономистов к вопросам политики. Вдобавок ЦПИ требует для каждого продукта эмпирических суждений о рыночной структуре, неделимости, побочных эффектах и эластичностях предложения и спроса. Следовательно, оно не дает никаких простых рецептов относительно ценообразования на продукцию государственных предприятий, кроме, может быть, того, что не следует ожидать, что общественные предприятия обязательно будут самоокупаемы и что почти любое правило ценообразования лучше, чем ценообразование по средним издержкам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Восходящие к Аристотелю термины, означающие "справедливость в обмене" и "справедливость и распределении".
2 См. Пигу А. Экономическая теория благосостояния. М. Прогресс, 1985. Т. 1. Гл. VIII.
3 Под "вебленовскими эффектами" имеется в виду сумма эффекта "повального увлечения", "эффект снобизма" и собственно эффекта Веблена.
4 О "касательном решении" Чемберлина см. гл. 10 данного издания
5 Большинство первоначальных участников полемики вокруг тезиса Хотеллинга соглашались с ним в том, что подоходный налог превосходит акциз в качестве метода получения дохода для финансирования системы ЦПИ. Этот тезис, вскоре ставший известным как "теория избыточной обременительности косвенного налогообложения" (the "excess burden of indirect taxation"), вызвал почти столько же споров в 40-х и 50-х годах, как и концепция ЦПИ. Потребовалось почти два десятилетия, чтобы прийти к теперешнему распространенному выводу о том, что не существует простого способа ранжирования налогов в соответствии с их "избыточной обременительностью".
6 Анализ "затрат-выгод" (cost-benefit analysis) - способ оценки инвестиционных проектов, преимущественно государственных. Особенность его состоит в том, что он сопоставляет суммарный прирост полезности в результате осуществления проекта с суммарными потерями полезности в виде альтернативных издержек независимо от того, на чей счет приходятся эти выгоды и издержки. Многие из упомянутых величин не поддаются непосредственной оценке и определяются косвенным путем.
Новости портала
Рекомендуем посетить
Allbest.ru
Награды
Лауреат конкурса

Номинант конкурса
Как найти и купить книги
Возможность изучить дистанционно 9 языков
 Copyright © 2002-2005 Институт "Экономическая школа".
Rambler's Top100